Литературоведческий журнал №39 / 2016

«Слава» относится к циклу духовных од Державина, сочиненных на Званке летом 1810 г.: «Надежда. К Ф.П. Львову» (15 июня), «Идолопоклонство» (27 июня), «Добродетель» (12 июля), «Истина» (21 июля) и четыре подражания Л. Козегартену – «Тоска души» (27 июня или июля?), «Явление» (28 июля), «Предвестие» (29 июля) и «Проблеск» (6 августа)73. Все они – в другом порядке – вошли в пятую часть «Сочинений» Державина (1816).

«Слава» и «Идолопоклонство», написанные с интервалом в два дня (24 и 27 июня), выделяются в их ряду наличием эпиграфов из Священного Писания, а также заметных (хоть и завуалированных) намеков на политическую злобу дня. В особенности это касается «Славы». В ней поэт с самого начала обращается не к простым смертным, а к «царям»:

Еще ль, цари, вам имя громко
Быть мнится славою прямой?
Еще ль, мудрец, ее ты только
Чтешь дыма блещущей струей?
Признайтесь,

– ваша мысль неправа;Уверьтесь истины в словах:
Бессмертная, прямая слава
Есть цепь цветущих вечно благ (III, 47).

«Мудрец», советующий презирать любую славу, с точки зрения поэта, неправ, поскольку лишает человека сильнейшего побудительного мотива для деятельности на благо других людей. И он вдвойне неправ по отношению к царям, которые не могут и не должны безразлично относиться к мнению своих подданных, довольны они их правлением или нет, прославляют их или ненавидят. Другое дело, что «громкое имя» (историческая известность) еще не есть «прямая слава» (заслуженное одобрение современников и потомков). Ода Державина как раз и учит тому, что их следует различать.

«Слава» состоит из 14 восьмистишных строф и композиционно делится на две части: ровно по 6 строф (кроме вступительной и заключительной) отведено ложной славе и славе подлинной. Переход осуществляется в восьмой строфе:

Но и хранящий строги нравы,
Угрюмый доблестию муж,
Не отревай совсем чувств славы
И ты от любочестных душ.
Всем смертным славолюбье сродно,
Различен путь лишь и предмет…

(III, 49)

Известно, что мысли о славе человеческих деяний, в особенности посмертной, часто занимали Державина, в том числе мысли о собственной славе как поэта (достаточно вспомнить его «Памятник», 1795). И он то рассуждал, в чем состоит истинная слава (честь, величие, бессмертие в памяти потомков), то сокрушался об увядании земной славы от времени, об ее тщете перед лицом вечности (в этом не было большого противоречия, поскольку мысли о посмертной славе у него сопрягались с верой в бессмертие души и загробное воздаяние). Поэтические суждения о славе находятся во множестве его стихотворений – от ранних «Читалагайских од» (среди них в особенности ода «На великость») до последних стихов «Река времен в своем стремленьи…»74 От оды с названием «Слава» можно было бы ожидать каких-то обобщений на эту тему, но посвящена она лишь одному определенному ее аспекту. О славолюбии, присущем всем смертным, и о различных путях к славе Державин здесь только упоминает, а на самом деле говорит исключительно о славе правителей и царей.

Ложной в оде показана слава завоевателя и «тирана», истинной – слава «доброго царя». В этих обобщенных образах легко узнаваемы демонизированный Наполеон и идеализированный Александр I:

Что ж хвалишься во злобе, сильный,
Внутрь беззаконием и вне,
Коль ты, чрез слезы крокодильны,
Чрез токи крови на войне,
Чрез вероломства, бунты, яды,
Чрез святотатну неба честь,
Поверг престолы, храмы, грады
И мог царей всех выше сесть?
<…>
Возьмем же, в противуположность
Тирану, доброго царя,
Всю истощившего возможность,
Блаженство подданных творя:
Не зрим ли Гения в нем неба,
Блестяща радуги лучем,
В том

– мрачна демона Эреба?Тот сыплет свет, – сей вержет гром (III, 47, 50).

Слава завоевателя обманчива, поскольку следующая за ним при жизни тайная ненависть побежденных после смерти обернется открытым поношением. И напротив, мирная слава царя, заботящегося о благе подданных и правящего с «кротостью» (которая упоминается почти во всех посвященных Александру I стихах Державина, начиная с сочиненного к его коронации «Гимна кротости», 1801), со временем только умножится, а кроме того, она больше по сердцу поэту: