Литерное дело «Ключ»

Утром улыбающаяся турчанка-портье (уже другая) мило произнесла «морнинг» и вручила записку с адресом Дэвида Мельника, служащего Би-би-си, он проживал неподалеку от места службы. «Вы легко найдете, – объяснила портье. – Там стоит старая церковь, мы зовем ее традиционно – Олд-черч, а напротив – дом в четыре этажа. То, что вам нужно». Поймал такси, шагнул с тротуара на сиденье (удобные машины, черт возьми, не то что затраханные «Волги»), объяснил, куда следует ехать. Шофер, бросив недоброжелательный взгляд (видимо, в английском пассажира был неприятный акцент), переспросил, нарочито ломая язык под местный блатной выговор кокни. «Расист чертов…» – подумал зло и повторил еще раз: – «Вы по-английски говорите?» – «А вы?» – не мигая смотрел шофер. «Ах ты сволочь…» – «Я француз, из Женевы, почему вы так невежливы?» – «Плевал я, – все тот же немигающий взгляд. – Черт с вами, поехали». На чай не дал и ушел, ощущая, как спину подталкивает ненавистный взгляд. И вот четырехэтажный дом с отдельными входами в каждую квартиру – как повсюду здесь, потертый, давно не ремонтированный, матово поблескивает немытыми окнами, всем своим обликом вызывая тревогу. «Это не дом пугает – подумал. – Это другое…» Ощущение, вдруг возникшее, было похоже на давнее, ученическое – когда в Высшей школе отрабатывали способы и методы «наружки»: непосредственное наблюдение и уход от него с минимальной проверкой. «Тех, кто проверяется, – из страны высылают, – объяснил преподаватель. – По докладу бригады». А ощущение тревожно нарастало, будто в спину вдруг уперлись два вертикальных ствола стендового бокфлинта. «Неужели – контрраз? – соображал нервно. – С чего бы? Поводов у них нет! Так… Не они. Тогда – кто?» И вдруг словно рассвет над озером, разгоняющим низко плывущий туман, обозначил явственно-явственно: это свои. Это местная резидентура разведки. Это ее люди взяли его в е…с, получив приказ из Москвы. Они считают, что начался выход на финишную прямую, и не желают никаких случайностей. Так… Это следует проверить, плевать на последствия! Ему повезло: когда входил (представившись по домофону) в стеклянные двери подъезда, заметил в стекле отражение двоих на другой стороне улицы – они стояли у мощной «БМВ» и о чем-то разговаривали. «Э-э, ребятки, вы еще говнюки… – улыбнулся. – Если вы просто наблюдаете, вы плохо это делаете, а если ваши глупости – демонстрация (чтобы я не «вздумал», так?), тогда и вы и все над вами ошиблись по-крупному. Стаканчик-то ведь всклянь наполнился, а ваше появление – последняя капелька, после которой течет по стенкам…»

Поднимаясь по лестнице на третий этаж, пел довольно громко и мелодично: «Я люблю тебя, жизнь, я люблю тебя снова и снова…» Пусть доложат, стервецы. Там должны знать, что идеологическая суть ни на минуту не исчезает. Идиоты…

Дэвид уже ждал, покуривая у дверей, окинул быстрым взглядом и заинтересованно выслушал цель визита, еще с большим интересом – подробный рассказ о предках во Франции, погибшем в застенках ЧК дедушке. Рассказывая легенду, Абашидзе на этот раз растерял весь пафос, говорил сухо, скучно, один раз даже зевнул. Может, именно это и убедило Мельника больше всего. Пригласив войти (наконец-то), пошел, указывая дорогу; полковник оглядывался по сторонам, потому что, по его расчетам, от него этого ждали, на самом же деле не чаял, когда вся эта смертная скука кончится и можно будет задать вопрос о ключе. Не понравился Дэвид: сухой как палка, молчаливый до немоты, рыжий с веснушками, узколицый – что в нем осталось от трагедии бабки или прабабки, кем ему там приходилась Татьяна?

– Вы служите на Би-би-си… – протянул уважительно (черт его знает! Может, это заденет? И разговорится, черт нерусский…).

– Да. Уборщиком. Мои орудия – пылесос и тряпка. Вы это хотели узнать?

– О нет, я просто подумал, что мы, бывшие русские…

– Я настоящий англичанин, и на русских мне глубоко наплевать. Я не вижу смысла в том, что делала моя бабка (ага, все же бабка, хотя… А что это, собственно, меняет?), мой странный отец, но я не скажу вам, что именно она делала – вам это все равно, – а также в чем заключалась странность отца. У вас специальная цель. Выкладывайте.

Смущенный таким афронтом, полковник достал из сумки коробку с ключами:

– Вот, если угодно… – раскрыл. – Это часть моей коллекции ключей. Я собираю всю жизнь. Понимаете, некий символ: людей, событий давно уже нет, все миновало, остался только ключ, несущий отпечатки пальцев – не в криминологическом, разумеется, смысле, вы понимаете. Тепло рук своих бывших владельцев…

– «Тепло рук»… – хмыкнул Мельник. – Это, наверное, чисто русский оборот, наши газеты таких выражений не употребляют.

– Но почему? – удивился искренне.

– Потому что это общее место, штамп. Что вам угодно?

– О… я ведь сказал: все, что хоть как-то связано с прошлым подпоручика Мельника и Татьяны Евгеньевны, с царской семьей.

Дэвид пожал плечами: