Литерное дело «Ключ»

А смотреть в дырочку не хотелось. Не потому, что – не дай бог – завидовал или вдруг ощутил к Валентине какие-то чувства, нет… Просто на редкость противно стало. Оказывается, то, чем питал душу, – так казалось с давних-давних пор – всего лишь заурядная мерзость. «Ой! – послышалось. – Ты сделал мне больно!» Идиотка… Крикни еще раз, не умрешь. Там молчали, и тогда, руководствуясь вдруг возникшим недоумением, не любопытством, нет, приложился наконец к объективу. Они сидели на диване рядом, переглядываясь, как два нашкодивших школьника. «Ой. Мне больно, – повторила, словно диктор московского радио, объявляющий прогноз погоды. Что-то было не так… Почему Валентина повела себя столь непрофессионально в самый последний момент? И вдруг понял: она не слышала слабых щелчков, жужжания фотоаппарата и, наверное, подумала – ошеломленно и отчаянно, – что весь спектакль провела со своим партнером зазря.

Спектакль. Спектакль… Конечно же это был самый обыкновенный спектакль. То, что они творили на диване перед ним, они делали спокойно и, наверное, бесстрастно много-много раз. Это запрещено правилами, да ведь кто не находит лазеек, кто соблюдает правила. Значит – подстава. На самом деле ни черта у них нет, сейчас станут лепить горбатого о несуществующем ритуале получения вклада, якобы обнаруженного в альбоме покойного Штерна. А на самом деле ничего и нет. И Штернов, возможно, убили обыкновенные бандиты, из-за их барахла, а уж резидентура просто примазалась к событию в своих интересах. Как просто и как гениально… Вынул из-под подушки пистолет, из сейфа мгновенно достал две пары наручников – скорее, скорее, даже запирать не стал, – они там, наверное, уже одеваются, сейчас начнут шастать по квартире. «Он нас обманул… – услышал вдруг словно треснувший голос Валентины. – Сволочь… Ушел. Он только не понимает, что ненадолго…»

Влетел в комнату, ее гиббон усердно натягивал брючину, прыгая на одной ноге. Валентина пудрила перед зеркалом нос, она уже была одета.

– Руки на стену… – приказал негромко. У нее отвалился подбородок, парень выронил штанину из рук, брюки сползли, мешая двигаться. Это было прекрасно. Бросил ему наручники: – Возьми. Прикажи ей руки за спину. Так… Молодец, хороший Вова…

– Меня зовут Петром… – буркнул обиженно. – Валя, давай руки…

Она сложила ладони за спиной, наручники щелкнули.

– Значит, ты и вправду – Валя? – спросил, приближаясь. – Ладно, это даже удобнее, не буду сбиваться. Теперь ты…

Он не спорил, наручники замкнулись. Приказал лечь на пол лицом вниз, принес джутовую веревку – всегда была, на всякий случай, мало ли, потребуется упаковать вещи, которые никому нельзя доверить? Связал им ноги, накрепко, беспощадно. Теперь все.

– Ты понимаешь, что развязаться мы не сумеем, – сказала Валентина задушенным голосом. – Кто и когда сюда придет? Наши? Разве что через неделю. Мы же сдохнем!

– Я тоже, – отозвался равнодушно. – Каждому свое. В альбоме Штерна ничего не было?

– Догадлив… – Голос у нее сел.

– Это твой муж? Вместе учились, вместе работаете…

– Догадлив. Ладно, отваливай, не береди душу.

– У нас, товарищи, души нет. Не положено.

Закрывая дверной замок на все обороты и задвижки, подумал равнодушно: «А ведь и в самом деле… Помрут». По лестнице спустился молодо, вприпрыжку.

«Наружников» увидел сразу же: один притулился у дерева и ковырялся в моторе мотоцикла, второй с тупым лицом допивал пиво – успел заметить, как тот встрепенулся, увидев объект, и лихо запрокинул банку. Ладно, робяты… Сейчас вам придется туго, терять больше нечего, финал неумолимо приближается. Подбежал к мотоциклисту, тот встретил улыбкой, но видно было, что с трудом подавляет страх. В руке – пистолет, слова внятные, только интонация не соответствует смыслу: «Стой. Пристрелю». А губы прыгают, должно быть, в спокойной стране такая ситуация в первый раз. «Да ну? – подошел вплотную. – Придурок… Тебе велено себя не обнаруживать и меня проводить на ту сторону. Чего трясешься?» – «Я не трясусь. Тебе лучше идти. И не рыпаться. Я ведь выстрелю, если что…» – «В самом деле? Ну, давай, комсомол, бей, круши! Чего же ты?» Ответа не ждал, достал в ухо пяткой. Когда рухнул, увидел за спиной второго, тот молча и яростно приближался, намерения у него были, судя по красному лицу, агрессивные.

«Сопляк… – подумал почти жалостливо. – Чемпион детского сада…» Они – там, наверху – вряд ли рассчитывали, что их люди вступят в открытый бой, а он, объект, захочет этого боя.

Что ж, жизнь глупа, она вносит непредусмотренные расписанием поправки. Не дал подойти, прыгнул навстречу – легко, как когда-то на показательных боях, и из фуэте нанес беспощадный удар в лицо. И с этим покончено. Теперь пусть очухиваются, достают радиотелефоны и докладывают. На всю суету уйдет еще минут пятнадцать – двадцать. Резерв у них есть, они его через эти пятнадцать – двадцать и задействуют.