Литеродура

Бабушка В. православную тему не очень понимает («На старости лет эта ударилась в религию!»), но свечки не брезгует лишний раз поставить, покупает куличи на Пасху и берёт воду на Крещение, так что вроде не атеистка, а мама прониклась и даже поёт в церковном хоре. Меня тоже пробовали отправить в хор, но почему-то дело не пошло. До сих пор помню, как в воскресной школе учила стихиры с загадочными древними словами, особенно мне нравился «Новый доме Евфрафов». Звучит таинственно и сказочно: что за дом, кто такой Евфраф? На этот вопрос мне даже бабушка Г. не смогла ответить.

Глава 5

За год до школы у меня появилась учительница, тётя Сима, её нашла бабушка В. Бабушка В. кого хочешь найдёт, у неё знакомых целый вагон… нет, целый бронепоезд! Тётя Сима (странно, что я так никогда и не узнала её отчества) была пожилой женщиной, и назвать бы её старушкой, но язык не поворачивается, скорее, девчонка преклонного возраста: крошечная, тощенькая, суетливая, шустрая, с неизменным ровненьким коротким каре (не исключено, что это был парик, но тогда жаль, что не старомодный, в духе Моцарта). Она, разумеется, не могла быть пациенткой бабушки, потомков у тёти Симы тоже не наблюдалось, однако круг пациентов б. Валентины удивительным образом пересекался с кругом учеников тёти Симы. Я приходила к ней домой учиться читать, писать и считать.

Тёти-Симина квартира напоминала натуральный музей – всего две небольшие комнаты, но какие! Старинная мебель, пахнущая пылью позапрошлого столетия, блестящий тёмный паркет, узорчатые напольные часы с огромным маятником, которые громко цокали, как копыта коней, неторопливо везущих экипаж по булыжной мостовой. Был ещё хрипловатый дед-граммофон с золотой трубой, похожей на слуховую (у меня похожая была в «Наборе маленького доктора»).

На полу вместо ковров лежали чьи-то шкуры, немного плешивые от времени. Сейчас уже плохо помню, чьи: козла, осла, медведя? Или кого-то заморского-волосатого? Возможно, верблюда. Это вещи, которые сразу бросались в глаза. Но ещё мелочь разная водилась: загадочные флакончики, старинные фотографии, шкатулочки с неведомыми секретами… От тёти Симы всегда пахло старыми приторно-пряными духами, кажется «Красная Москва», – такой вот душевный запах антресолей.

В квартире затаился уютный печальный полумрак, как в норе. Я ещё ни у кого не видела на стенах тёмных обоев, только у тёти Симы. В маленькой комнате – тёмно-синие в вертикальную бронзовую полоску, в большой – бордовые, тоже полосатые. Почему-то большинство людей выбирают белые, бежевые, кремовые или розовые обои, а те, кто никакие не любит, красят стены в белый цвет: наверное, света не хватает. Полумрак разлюбили, а зря: в полумраке становишься задумчивее, мечтательнее, филосо… Философичнее? Философскее? Скорее, созерцательнее. Слово старинное, финтифлюшистое, букинистическое – «со-зер-цание», напоминает «зерцало», «зеницы», «зарницы» и прочие антикварные слова.

Занимались мы в большой комнате, которую хозяйка называла странным словом «зала».

Тётя Сима торжественно усаживала меня… нет, не за стол и не за парту, а за сек-ре-тер! Словцо меня впечатлило: то ли секрет в нём спрятан, то ли секретарь… Секретер открывался крошечным ключиком, шкаф превращался в стол, я доставала свою тетрадку… Конечно, первую тетрадь я выбирала в магазине сама. На её обложке не было ни цветочков, ни принцесс, ни щенокотиков, ни мультяшек… Купила я самую страшную, с дурацким уродливым гномом, потому что мне стало жалко оставлять его, одинокого, на полке: ведь ясно же, что никто такого некрасивого не купит, хотя изначально я шла за Русалочкой или Рапунцель.

Тётя Сима разрешала мне пользоваться всеми ручками сразу, а не только синей, каждое слово можно было писать разным цветом. Мне больше всего нравилась зелёная ручка с блёстками. Тётя Сима ненавидела тетрадки с готовыми заданиями типа «впиши ответ в клеточку» и с картинками, поэтому у меня была просто тетрадка, и больше ничего: иллюстрации и задания мы рисовали сами.

Буквы учили не по алфавиту, а вначале гласные, потом согласные, причём гласные у тёти Симы начинались не с А, а с Я.

– Женечка, прежде чем начать писать, следует разобраться, что такое Я, ведь почти все книги в мире посвящены этому Я.

Я – первая буква, которую я написала в тетради. Точнее, нарисовала.

– Женечка, на что похожа буква Я?

– На человечка. Вот голова, вот ноги у него.

В детстве мне казалось это самым важным – наличие ног и головы. Именно так я и рисовала людей – головоногами, почти колобками. Минимализм. Что-то в психологии говорится насчёт головоногов – типа в шесть лет это уже диагноз.

– Хорошо, рисуй. А ещё на что похожа?

– На петлю, узел с двумя хвостиками, на… фотик на штативе, который смотрит на тебя.