«Литке» идет на Запад!

На Большом Кронштадтском рейде торжественно и празднично отзвучали гулкие залпы двенадцатидюймовых орудий линейного корабля. Белесые облачка дыма висели над покатыми бортами и округлыми выступами боевых башен «Марата». Вахтенный орденоносной «Авроры» приспустил кормовой флаг. Норд-вест заботливо расправил складки почерненного дымом полотнища, затеребил матерчатые квадраты сигнального свода, поднятые на фалах[1] к перекладинам рей. Эсминцы, как стая гончих, протянули узкие корпуса вдоль нашего борта, смотрели десятками ослепительно сверкающих медью оркестровых труб, сотнями глазниц иллюминаторов, тысячами замерших в строю моряков.

Флаги красного Балтийского флота приветственно склонялись перед овеянным ветрами всех румбов Арктики, изодранным вымпелом «Федора Литке». Это была невиданная в морском этикете честь: военный флот первым салютовал коммерческому кораблю.

Искорки радости блестели в прикрытых пушистыми ресницами глазах капитана Николаева. На его удлиненном бледном лице, невозмутимо-спокойном в паковых льдах пролива де-Лонга, под островами Самуила, у банок архипелага Норденшельда, цвела улыбка. Он не пытался скрыть ее, улыбку гордости за любимое судно, похожее на стройную девушку, как сказала, увидев «Литке», якутка-засольщица с мыса Мостах в бухте Тикси.

Любовь к судну свойственна лишь людям моря, вынужденным скитаться вдали от берегов и семьи. Вся накопленная годами, часто неуклюжая, наивная нежность достается ему — обшарпанному временем и непогодами, обросшему водорослями, избитому льдами, старому верному судну. Равного этому чувству нет на земле. Только моряки знают его, и только они по-настоящему поймут радость и гордость старого моряка капитала Николаева и те ласково-трогательные прозвища, которые повторяются в матросских и кочегарских кубриках чаще, чем официальное имя корабля: «Лидушка» и «Лидочка».

Любовь к «Литке» рассказана моряками на пожелтелых от давности страницах судовой книги. Редко-редко извлекает ее капитан Николаев из ящика письменного стола и еще реже показывает другим. Он бережет эту книгу в тяжелом кожаном переплете с надломанными уголками и полустертой позолотой тисненых букв прежнего имени: «Канада».

На ее титульном листе прямым и четким почерком капитана Николаева вписана биографическая справка:

«Ледорез «Федор Литке» («Канада»), бывший «Эрль Грей», построен в 1909 году в Англии на заводе фирмы «Виккерс» для охраны рыбных промыслов герцога Канадского. Водоизмещение 4 754 тонны, мощность обеих машин 7 000 индикаторных сил. Принадлежал канадскому правительству, обслуживал почтово-пассажирскую линию на реке и в заливе Лаврентия между Монреалем, Квебеком и островами принца Эдуарда. Приобретен в начале мировой войны царским правительством для проводки транспортов с амуницией и боеприпасами из горла Белого моря в устье Северной Двины. Впервые прибыл в Архангельск 8 октября 1914 года».

«Литке» под островами Самуила.

Книга открывается списком водителей ледореза. Лучшие капитаны страны командовали «Федором Литке». Каждый оставил свою особую память в судовой книге. Одни почтительно раскрывали ее для витиевато-небрежных росчерков лейтенантов британского флота, другие — для крючковатых иероглифов членов государственного совета и государственной думы. Книга испачкана старческими завитушками самовлюбленных генерал-майоров, головками женщин и стихотворными экспромтами, сложенными «под веселую руку»:

«Восхищенный прслестной «Канадою»,

Я пою ей здесь похвалу.

О ея буду помнить хозяине

И о том, как с ним пил марсалу.

8 марта 1916 г. (подпись неразборчива)».

Между этим перлом обывательского остроумия и последующей записью перерыв почти семь лет, — огневых лет борьбы с бело-английскими бандами Чайковского-Миллера.

Морякам Балтийского флота было не до судовой книги. Они, торопясь, установили на полубаке ледореза сухопутную трехдюймовку, закрасили прежнее название, наспех вывели на бортах: «Третий Интернационал», развели пары в топках всех шести котлов и ушли в горло Белого моря догонять ледокол «Минин», на котором удирал ставленник английских интервентов генерал Миллер.

Трехдюймовка дала всего один выстрел. От его силы раскололась пополам не защищенная бронею палуба «Канады», осколками посыпались стекла иллюминаторов.