Читаем Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов) полностью

Я проснулся с тем поразительно гадким набором чувств, когда мерзкий привкус чего-то прокисшего во рту соседствует с неприятной ломотой во всем теле и полным непониманием того, где я нахожусь и каким образом меня угораздило попасть во всю эту ситуацию. Я лежал, съежившись на диване, поджав к себе ноги и пытался продрать слипшиеся глаза. Мой слух уже поймал досадный фыркающий храп поблизости, а немного раскрывшийся левый глаз уловил на соседнем диване источник этого храпа в виде странной кучи скомканных кожаных курток и куска грязного зеленоватого одеяла, напоминавшего скорее тряпку, из под которых проглядывали аккуратно перешнурованная тонкой тесемкой черная кожаная нога в грязном ботинке и прижавшаяся к верхней части этой ноги взлохмаченная голова Ларисы. Эта картина пробудила во мне благостные воспоминания о том месте, где я провел эту ночь, я сумел приоткрыть и второй глаз и, издавая почти слышимый легкий треск с трудом сгибающихся суставов, встал с дивана на пол. Мои почему-то голые стопы опустились на неприятную холодную слизь грязного пола, кроме того, я сразу почувствовал, как отвратительны не до конца просохшие и смешанные с песком штанины надетых по невиданной логике бытия на голое тело и почти расстегнутых джинсов. Моя память не хотела давать какие-либо бесспорные разъяснения на этот счет, а просохшая глотка требовала непременно что-то влить в нее, и, аккуратно застегнув все железные пуговицы ширинки, я начал осматривать сумрачную комнату.

В этой комнате было всего одно лишь наглухо сколоченное и не открывающееся окно, и слабые лучи солнечного света, проникающие в него, давали весьма хилое освещение, в котором едва проглядывали темные предметы сарайного интерьера. Интерьер этот состоял из двух уже описанных мною перпендикулярно расположенных старых диванов, стоявшей в огороженном кирпичной кладкой углу на трех ножках круглой чугунной печки с асбестовой трубой, уходящей на второй этаж и далее на крышу, столика, заставленного бутылками, магнитофона с раскиданными вокруг него на полу кассетами и ужасного и не поддающегося никакому предметному разбору ковру из мусора, покрывающему своей эстетически неприемлемой растоптанной массой прожженный линолеум пола. Я, однако, сумел сообразить, в чем дело, и увеличил подачу уличного света в помещение, отодвинув коричневую шторку из шелка, висевшую на окне. Тут-то я и приметил симпатичный кругляшок жестяной крышки на кончике бутылки из коричневого стекла, незаметно укрывшейся в углу, этот кругляшок свидетельствовал о ее несомненной девственности и, уже чувствуя внутренностями сладостный вкус приближающейся победы, я схватил эту прохладную, едва не покрытую рекламными капельками влаги бутылку. Мои жадные и ритмичные заглатывания этой чудесной жидкости вполне возможно пересилили по своему звуковому эффекту противный храп кожаных тел на диване. Я ощущал, как потоки этого несравненного напитка проникают в желудок, как они совершают свою чудодейственную функцию врачевания и как словно по мановению волшебной палочки свободно и легко начинают двигаться казавшиеся секунду назад неисправно больными суставы. Как резко повышается настроение, как ярко начинает светить солнце в окно, как сразу хочется совершить массу полезных дел.

Недолго думая, я поднял лежащий на полу веник и начал сметать завалы мусора. Скрупулезно засовывая веник под диваны и в прочие немыслимые щели, я выгребал всевозможные сигаретные пачки, пробки от бутылок, продырявленные бутыли из прозрачного пластика, рваные носки и другие тленные предметы человеческого обихода. Разложив на полу крупный кусок картона, служивший ранее коробкой для какого-то торта, и прилежно оформив на нем все собранное в большую кучу эллиптической формы, смысл которой оставался мне не совсем ясен, я украсил ее липкими на ощупь магнитофонными кассетами и отправил в широкие железные недра открытой печки. Эстетика домашнего уюта всегда по моему представлению должна была соседствовать с эстетикой духовной, а содержание этих слащавых даже по названиям кассет не вызывало у меня не тени сомнения.-- "Ну, теперь либо их оттуда достанут, либо приятно проведут вечер у огонька", -- мудро решил я, закрывая покрытую копотью дверцу печки и стирая выступивший на лбу пот. -"Самое время выйти на улицу и освежиться", -- я просунул испачканные ступни ног во влажные кроссовки, случайно найденные мной в процессе наведения порядка в узкой щели, отделяющей диван от стены, и направился к двери.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза