Читаем Литконкурс 'Тенета-98' (сборник рассказов) полностью

Зорин пил неторопливо и с интересом ждал продолжения дискуссии. А Семенов вообще обходился без глотков и втягивал в себя пиво непрерывным потоком, за что пользовался в своей среде особым уважением - нетривиальные умения ценились.

Первую кружку раньше всех осушил Бабышев и сразу же ринулся в бой:

- Ты же на них посмотри. Они же все друг за дружку держаться. Только в их среду попадешь, так они тебя враз сожрут. И хитрые. Говорит с тобой, улыбается, вроде, друг-товарищ, а сам только и думает, как бы тебя обжулить и к себе в Израиль с деньгами рвануть. Мне вот скрывать нечего, у меня широкая русская душа нараспашку. Вот он весь я! - Бабышев развел руки в стороны, открывая взорам товарищей заляпанный и потертый пиджак с одной оторванной пуговицей, - мне нечего скрывать, - повторил он, - и стыдится нечего. А все потому что... Бабышев начал вспоминать, почему же это ему нечего стыдиться.

- Инопланетяне тоже все друг за дружку, - вставил Семенов, а Зорин согласно кивнул.

Через пару часов Бабышев, Зорин и Семенов распевали нестройным трио "... и за борт ее бросает... ". Пятнадцать кружек пива уже находились между гаражами в десяти метрах от пивной, это место играло роль общественного туалета для завсегдатаев палатки, а еще пять-шесть кружек покоились в их желудках, но на волю пока не просились. Жизнь била ключом.

На следующее утро Семенов проснулся в своем обычном состоянии, с дурным настроением и больной головой. Отработанным за многие годы жестом, он свесил руку с кровати, нащупал заранее подготовленную бутылку пива, открыл ее об металлическую спинку и вылил ее содержимое себе в рот. Настроение не улучшилось, но головная боль начала стихать. Полежав несколько минут, Семенов решил, что уже готов вставать. Это ему удалось, хотя и не без труда, он поплелся в ванную с целью совершить ежедневный ритуал неаккуратного сбривания растительности с лица.

В ванной он немного постоял перед зеркалом и потянулся к бритве, при этом немилосердно скребя гениталии. От гениталий он плавно перешел к животу и вдруг какое-то непривычное чувство заставило его оторвать взгляд от зеркала. Взглянув на живот, Семенов выронил бритву из рук и издал звук, напоминающий попытки повешенного закричать. Весь живот был черным. Граница почернения проходила в нескольких сантиметрах от сосков, дальше чернота спускалась вниз, исчезая под трусами, с боков она заканчивалась в районе подмышек. Семенов в ужасе сдернул трусы, опасаясь за свое мужское достоинство. Там было все в порядке, если не считать черноты, которая, впрочем, не доходила даже до середины тазовой кости.

Однако, после минутного размышления, Семенов подумал, что уже и этого достаточно, чтобы впасть в панику. По этому поводу он выпил успокоительного, которое он держал на крайний случай (деревенский, 76 градусов), и направился в поликлинику.

Всю дорогу в автобусе его била мелкая противная дрожь, и преследовала мысль, что инопланетяне, видно, перепутали его с кем-то из правительства, или, того хуже, начали вторжение на Землю. Когда он вышел из автобуса, его посетила мысль, что, может быть, инопланетяне тут не причем, а просто он болен какой-то редкой болезнью. Семенов начал вспоминать, не говорили ли по телевизору чего-нибудь об эпидемиях с похожими симптомами. Вроде, не говорили. В очереди он подумал, что, может, он чем-нибудь испачкался. Но расстегнуть рубашку, чтобы проверить это, он не решился. Поэтому он просто сидел и думал, что выйдет очень неловко, если врач ехидно спросит его: "а вы мыться не пробовали".

Наконец, пришла его очередь. Врач производил впечатление интеллигентного и знающего человека, каких Семенов очень уважал. Он даже подумал, что зря он так долго не ходил в поликлинику и не познакомился с этим человеком раньше.

- Фамилия? - вежливо спросил врач.

В ответ Семенов протянул ему талончик.

- Чего они тут написали? - пробормотал под нос врач, - Симонов? Семенов?

- Семенов, - сказал Семенов, не решаясь начать разговор.

- Подойдите поближе, чего вы в дверях то стоите. Вот стул, специально для пациентов поставлен, садитесь, пожалуйста, - врач указал рукой на стул, и Семенов послушно сел на него.

- На что жалуетесь? - продолжил врач безо всякой паузы.

- У меня что-то с животом.

- Боли? Стул жидкий?

- Нет, он - черный, - сказал Семенов, и заметив, что врач начал бледнеть, уточнил, - живот черный.

- Снимите рубашку, - сказал врач.

Семенов послушно снял рубашку и показал врачу живот.

- Болит? - еще раз спросил врач.

- Нет, - ответил ему Семенов.

Врач подошел к Семенову и начал ощупывать его живот, постоянно спрашивая:

- А так? Нет. А вот здесь?

Вдруг он принюхался:

- Вы пьяны?!!

- Только чтобы успокоиться, - промямлил Семенов.

- Чтобы успокоиться, пейте валерьянку! - врач не на шутку разволновался, как вас зовут?

- Семенов, - ответил Семенов.

- Это я уже знаю. Как ваши имя и отчество?

- Василий Петрович.

- Так вот, Василий Петрович, вы кем работаете?

- Электрик я на заводе.

- И часто вы на заводе пьяный?

- Бывает...

- А представляете, Василий Петрович, если я вас буду пьяный лечить? Вам это понравиться?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза