Литлабиринты

Когда через некоторое время я позвонил в отдел прозы «НС», мне заведующий, добрый мой знакомый, с укоризной сказал:

– Ну что же вы, Николай, – как можно делать главным героем произведений писателя?! Это мало кому интересно, это только студенты Литинститута могут себе позволить…

И вот с этим я категорически не согласен. Лично я читаю в той же ЖЗЛ, по преимуществу, только биографии писателей, если из аннотации узнаю, что герой романа или повести литератор – непременно начинаю читать, если, собираясь скачать фильм из Интернета, узнаю, что главный герой писатель – обязательно скачиваю и смотрю… Думаю, таких как я, – десятки, сотни тысяч, все те, кто пробует и уже распробовал свои силы в сочинительстве, для кого литература – главное и самое интересное в жизни, а всё остальное лишь фон и материал для неё…

Но с заведующим отделом прозы разве поспоришь? В редакцию «Москвы», понятно, и звонить даже не стал.

И вдруг… (О, это сказочное, волшебное «вдруг»!) Вдруг 13 января 2011-го, как подарок к старому Новому году, в квартире моей раздался звонок из редакции журнала «Москва»: ваша повесть «Сто двадцать лет спустя» пойдёт в третьем мартовском номере – срочно пришлите файл с компьютерным набором…

Казалось бы, и тираж у журнала уже далеко не массовый (всего несколько тысяч), и гонорарий стал чисто символическим (тоже всего несколько тысяч), да и повесть моя к тому времени была уже опубликована в «Тамбовском альманахе» – чего ж особо ликовать-то? Ан нет! Когда раскрыл я мартовский номер «Москвы» и увидел на первой же странице свой портрет и начало моей повести – сердце застучало молоточком. Можно было бы здесь над самим собой поусмешничать, поиронизировать (сбылась мечта идиота!), но – не буду. В «Москву»! В «Москву»!.. Этот «чеховский» рефрен столько лет звучал в моей писательской душе, и вот мечта осуществилась. Как же тут сердцу не забиться?

Но и дополнительных поводов-нюансов для авторской гордости именно от этой публикации вполне хватает. Ну, во-первых, повесть моя действительно и в полном смысле слова попала в журнал из самотёка (и ведь полгода лежала, а кто-то из редакционных в конце концов взял, да и прочитал!). Во-вторых, этот номер «Москвы» ещё успел одобрить и подписать в печать сам Леонид Иванович Бородин (последний из безусловно авторитетных, с именем, главных редакторов наших толстых журналов). В-третьих, повестью моей открывается номер (надо ли тут чего объяснять-размазывать?). Ну и, в-четвёртых, за всю историю «Москвы» впервые на её страницах была опубликована повесть автора из Тамбова (а я за тридцать лет жизни в этом богоспасаемом городе стал таки тамбовским патриотом).

* * *

К слову, о самотёке и полугоде лежания рукописи…

А ведь с «Нашим современником» всё так же было, и даже в чём-то чуднее. Получив за несколько лет из этого журнала свою порцию отписок-отказов, я осенью 1992 года, окрылённый историей с В. П. Астафьевым, так добро откликнувшегося на мою просьбу о поддержке и участии, решил повторно испытать судьбу и обратиться непосредственно и лично к главному редактору «Нашего современника», именитому поэту («Добро должно быть с кулаками!..»), публицисту и критику С. Ю. Куняеву. Я как раз закончил повесть «Муттер», которая и по форме (лирическо-автобиографическая), и, главное, по содержанию, как я считал, в первую очередь подходила именно этому журналу – самому русскому из русских, патриотичному из патриотичных. Письмо моё, к сожалению, не сохранилось, но помню, что упирал именно на это и ещё на то, что великие редакторы славных журналов прошлого (Некрасов, Достоевский) не гнушались лично читать рукописи, предлагаемые неизвестными авторами…

Видимо – проняло. Получил я от Станислава Юрьевича письмо в одну строку на знакомом мне бланке редакции: «Присылайте повесть на моё имя. Посмотрим».

Отправив в середине ноября пакет с рукописью, я уже вскоре, перед Новым годом, имел удовольствие читать вердикт главного редактора. Удовольствие от оперативности ответа, но отнюдь не от содержания:

Дорогой Николай! Я прочитал Вашу рукопись, но вынужден Вас огорчить – мне она показалась в большей степени эмоциональной, даже чувственной, нежели художественно совершенной… Поэтому не обессудьте, что нам приходится рукопись вернуть…

Эк ведь – «не обессудьте»! Ещё бы я стал «обессудивать»… Я просто взял и в следующий раз, ровно через два года, когда вновь решил озадачить «Наш современник» своими литплодами, заслал в редакцию  два пакета сразу в отделы, минуя главного редактора. В отдел прозы предложил новую повесть «Прототипы», а в отдел критики – только что законченное исследование «Минус Достоевского»…