Да, алло. Ну да, да. Я. Что ж, помогу, чем смогу. А вы думаете, все прямо так серьезно, да? Ух ты. Ну да, дружили, с детства в принципе, но в последние годы, понимаете, разные города, не так уж часто… Есения тут вам лучше расскажет. А, уже? Ну хорошо, спрашивайте. Ну детство что… Обычное детство, как у всех. Не была она никакой особенной… Бывали, конечно, моменты. Попивали, с мальчишками дурью страдали… А у кого такого не было? У меня вот сейчас двое, слушайте, это всегда так. С матерью не просто, но время такое было. Мы своим матерям сами стали матерями, они из нас все соки выжимают теперь, это поколение у них такое было. Вот и у Аньки… Мать деспотичная. Мне кажется, Анька даже в закрытый город сбежала от греха. Но там, видите, еще со свекровью повезло. Она тоже на Аньку влезла и давай ее пилить. То ей было не так, это не этак. А Толька, он ведь мягкотелый такой. Он неплохой, но не мужик, конечно, ну какой он мужик. Ни рыба ни мясо. И Наумчик такой же. Я ничего не хочу сказать, но когда дети были маленькие, мои вообще не хотели с ним играть, потому что он вечно ныл и был как заноза в заднице. Мамкал, рыдал. А папка всегда где-то за периметром. И мать, свекровь Анькина, его постоянно оправдывала: сына работает, устает. А Анька типа не работает и не устает. Да вы ж знаете, как это бывает. Но чтобы из-за этого в петлю? Да нет, я не думаю. Да и кто бы мог ее украсть, например. Она ж не принцесса какая-нибудь. Выросли мы уже из принцесс в змей и гадюк, ха-ха. Ну я замечала, конечно, что она, это самое, иногда в таком вот состоянии, неадекватном, но я, честно говоря, списывала это на вредную работу и просто какую-то усталость. Я вот тоже на себя в зеркало смотрю, и хочется удавиться. А потом… Ну-ка быстро сел и уроки сделал, я сказала тебе! Вы простите, мне идти надо. У меня тут дым коромыслом, да и нечего мне вам сказать. Если что-нибудь узнаете, держите в курсе, все ж не чужой человек.
17
— Смотри, — Дженни прислала ему ссылку сразу, как только он открыл глаза — в 7 утра. — Этот чувак вчера победил в конкурсе начинающих стендаперов, и теперь его взяли в клуб.
— В какой клуб?
— Ну у них там. В труппу как бы. В команду. Ты понял. Тебе тоже надо на конкурс, ясно?
— А что за конкурс?
— Это здесь у нас, в кабаке одном. Я говорила, тебе в Питер надо. Говорила?
— Да.
— Вот думай об этом.
Наум кликнул на ссылку, почитал — следующий конкурс в марте. Март — перевалочный пункт между зимой и весной, всегда переломный момент.
— Я тоже хочу.
— Балабановщина. Действуй!
Дженни смеется (прислала ржущий смайлик), и Наум смеется тоже — это ведь здорово, планировать что-то такое. Даже если знаешь, что не получится. Об этом Наум вспоминает почти сразу, и улыбка сползает с его лица.
— Не могу.
— Почему это?
— Родители ни за что не дадут мне на это денег.
— Так заработай! Ну что ты как ребенок, Наумчик.
— Как?
— Да хоть как. Устройся официантом или курьером.
— До восемнадцати не возьмут.
— Тогда придумай что-нибудь. Ты же умный.
Наум вздыхает.