Читаем Литовские повести полностью

Тихо и нежно звенит гитара. Знакомая мелодия, прекрасная мелодия. Бенас мурлычет ее, а потом — как-то робко, будто смущаясь — начинает петь. На меня накатывает тоска — хоть сядь да реви, положа голову на стол. Я подпеваю Бенасу. Голос срывается, но потом набирает силу.

А на сердце тоска…Ветер воет в песках,Гонит черную грозную тучу…

Мы поем с таким надрывом, как будто на нас обрушилось все отчаяние второй половины двадцатого века.

Так погибла сосна,Голубая сосна,Обнимая песчаную кручу…

Замолчав, долго вслушиваемся в рокот струн, который неудержимо удаляется, убегает, а в комнате становится пусто и страшно.

— Идем! — вскакивает Бенас и разливает остаток вина по стаканам.

В свете уличного фонаря смотрю на часы — полдвенадцатого. Мимо проползает пустой троллейбус с надписью «В парк». Идет в обнимку парочка; остановилась, целуются.

Голова жутко тяжелая. Временами все как-то зыбится, летит, кажется, что проваливаюсь в яму.

— Незаметно, что я… пьян? — спрашиваю у Бенаса, подумав, что предстоит разговор с отцом.

— Ни в одном глазу, старик. Ты у меня молоток. Только побудь маленько на воздухе.

Бенас забирается в телефонную будку. Хлопает дверцей, но она перекошена, не дается.

— Общежитие? — слышу я голос Бенаса и не узнаю его — нетерпеливый какой-то, сиплый. — Позовите из сто тринадцатой Броне… Нету? Не пришла еще?.. Посмотрите, пожалуйста, а вдруг…

Бенас опускает руку с трубкой и стоит, свесив голову, глядя на черную металлическую коробку, как бык на красную тряпку. Сейчас замахнется, разнесет вдребезги телефон, ударит ногой по стеклянной двери…

— Бенас, — прошу я, — не сходи с ума. Сдалась она тебе, эта Броне…

Бенас выходит из будки, поводит широкими плечами, сутулится.

— У нее есть… Успел-таки кто-то примазаться… А гложет, давно уже был?

Бенас смотрит на меня так, будто это я примазался к его Броне. Аж холодок по спине пробегает, когда он так ворочает белками глаз.

— Может… Все может быть…

Бенас кладет руку мне на плечи, привлекает к себе, и мы идем по пустой и тихой улице. Хорошо идти, когда у тебя на плече сильная и тяжелая рука Бенаса.


Темный подъезд. Открытая дверь парадного. Мы стоим на лестнице и смотрим на пустынный переулок. Бенас насвистывает сквозь зубы. Куртка нараспашку, под ней алеет рубашка.

— Может, не стоит, Бенас.

— Дрейфишь?

— Нет, я… Да понимаешь…

Напротив, чуть поодаль от улицы, светятся окна общежития техникума. То тут, то там окна гаснут. Вот бегут две девушки; опаздывают, бедняжки, боятся, что запрут дверь.

— Может, другой раз, Бенас.

— Не зуди, старик. Хочу посмотреть.

Бенас переминается с ноги на ногу, насвистывает, стреляя глазами.

— Голова разламывается. И тошнит, — жалуюсь я.

— Два пальца в рот, и пройдет, — советует Бенас.

— Не умею я так.

— Пора научиться.

Считаю, сколько еще светится окон в общежитии — семь. Одно погасло, еще одно… Которое погаснет сейчас?

— Они! — сипит Бенас, затягивая меня поглубже в подъезд. — Они… Сука… Сволочь… И этот… Сейчас я ему… чтоб больше его ноги тут не было!

— Бенас, не дури. Слышишь, Бенас?

Но Бенас меня не слышит. Ничего он не слышит и не видит — только приближающуюся парочку. Теперь и я узнал — она, Броне, с каким-то парнем. Парень держит ее под руку, идет большими шагами, а она семенит рядом.

— Поможешь мне! — шепчет Бенас. Нет, он не просит моей помощи, он приказывает.

— Да что я… я не знаю…

— У тебя кулаки что надо, пустишь их в дело, если нужно будет. А для начала пустяк, слышь, старик? Когда он вернется, попросишь прикурить…

— Да я…

— Попросишь прикурить, понял? А потом смотри…

Не раз я уже дрался с парнями, иногда даже до крови, но исподтишка ни разу не нападал. Это же подлость! В голове стоит звон, все тело заливает жар, мысли едва ползут.

— Возвращается, ну!.. — шипит Бенас, и я выхожу с ним на улицу. Бенас насвистывает. Куртка застегнута, правая рука — за пазухой; никогда он так не ходит.

— Попросишь прикурить, — шепчет он. — И если что!..

Медленно бредем по тротуару. Слышим, как за спиной приближаются шаги.

«Стоп!» — В тени деревьев Бенас берет меня за локоть и громко спрашивает:

— Сигареты есть? А, правда, у меня есть. А вот спичек…

Бенас делает шаг налево. Я поворачиваюсь к парню, который обгоняет нас. Рослый, плечистый. «Нелегко придется», — думаю я.

— Прикурить не найдется?

Парень останавливается, засовывает руки в карманы брюк. Я даже не замечаю, когда Бенас успел замахнуться, только слышу глухой удар. Пошатнувшись, парень упирается руками в тротуар и, резко вскочив, кидается на Бенаса. Тот отскакивает, я подставляю парню подножку, и он снова шмякается на колени. Бенас врезывает ему, когда он пытается встать. Парень падает, стукаясь затылком о цементную плиту тротуара. Бенас рычит что-то и снова бьет. Еще раз бьет лежачего. Меня охватывает ужас.

— Перестань, хватит!

Ловлю Бенаса за руку, которая мерно двигается то вверх, то вниз.

— Уйди! — шипит он.

— Убьешь, Бенас! Что ты делаешь, Бенас!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Молодые люди
Молодые люди

Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!..  Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе. От всего они отворачиваются, все осмеивают… Невозможно не встревожиться за них, за все их будущее… Нужно бороться за них, спасать их, вправлять им мозги, привлекать их к общему делу!

Арон Исаевич Эрлих , Луи Арагон , Родион Андреевич Белецкий

Комедия / Классическая проза / Советская классическая проза