Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

Династические основы литовского государственного строительства были слишком слабы.

В итоге жизненной работы Витовта остается отсутствие династии и вотчинного наследования. Из Литовского великого княжения не создалось патримониального государства.

Не создалось тут и удельно-вотчинных владений. Даже при сравнительной устойчивости некоторых «литовских» уделов они не имели политического значения ^{57}. [58]

* * *

I. Вопрос о литовско-русском сейме^{58}.

Основа сейма при всей неопределенности этого понятия — расширение собраний рады великого князя привлечением к участию в совещаниях и выработке решений военно-землевладельческого класса. Здесь три основных вопроса: а) рада, б) шляхетство, в) приобретение ими политического значения и превращение этого фактического значения в политическое право (конституционное).

Рада великих князей литовских — прежде всего личный совет великих князей литовских, княжая дума, явление, идущее из такой же древности, как и сама княжеская власть. По мере роста Литовско-Русского государства (в широком смысле) создается новое, особое положение. Великий князь литовский не только владетель литовско-русского центра, но он же и господарь для земель-аннексов, а между тем его местная рада остается его советом, так как это личный его совет и по делам его политики вообще. Постепенные изменения ее личного состава и ее правового положения — одна из наиболее существенных страниц государственной эволюции Литовско-Русского государства. Уже Миндовг действует «de consilio, voluntate et consensu heredum nostrorum nostrorumque nobilium (его sororius, consanguinei et barones)» [59], всего 8 человек. При Ольгерде и Кейстуте «lieben baioren und obristen Herzogen… и т. д. 20 consiliariorum» [60].

Великокняжеская печать Витовта, 1386 (или 1418) год

Печать князя Витовта

Историки говорят о знати, но знать эта — вельможная, должностная: епископы, воеводы, старосты. Она неустойчива по составу в зависимости от места. «Такой неустойчивый состав вызывает сомнение в ее политическом значении», — говорит Довнар-Запольский и признает известную правомерность такого сомнения. «Господарская рада не раньше Казимирова времени получила определенную организацию и значение политического учреждения» ^{59}.

Присматриваясь к составу рады, Довнар-Запольский заметил, что одни великокняжеские акты составлены в присутствии не только панов радных великого князя литовского, но и князей удельных, другие только первых, и притом сопоставляет это с двойственностью политической природы великого князя литовского: с одной стороны, вотчинного собственника литовской земли, с другой — господаря большого федеративного государства. Он различает в составе рады «боярство вотчины» и удельных князей и две формы рады — так сказать вотчинную и государственную. Едва ли можно это показать на документах, и прежде всего потому, что в обоих случаях, если их различать, рада остается личным советом господаря, с неустойчивым составом и неопределенной компетенцией. Сам же Довнар-Запольский указывает и другое соображение, противоречащее подобному различению: удельные Гедиминовичи — heredes [61]литовской земли, как братья великого князя.

Тот же принцип княжого братства распространяется и на русских князей, не потерявших еще самостоятельного политического значения, и потому их участие в раде нельзя объяснять как их представительство за свои земли: оно личного, а не территориального характера, как и собрания русских князей на древнерусских княжеских съездах. К тому же это участие случайно, не необходимо, составляя не право, а обязанность служить великому князю советом.

И Довнар-Запольский прав, когда говорит о раде великого князя литовского.

«Это был четный великокняжеский совет, но с политическими функциями» ^{60}.

Отсюда вопрос о праве и об обязанности совета, вопрос о различении двух явлений: бытового факта советования, акта думанья, и правового института думы, рады, о различении обычной практики и обычно-правового закрепления этой практики. Закрепление обычной практики становится фактом права, когда оно формулировано как обязательство, как положительное право, налагающее обязанность на одну сторону, предоставляя право другой.

И то еще разница: формулировка в форме обещания, привилегии равносильна ли установлению права получающей стороны или остается в воле дающего (споры об октроированных конституциях).