Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

Эта фронда требует избрания для Литвы особого великого князя. Длугош говорит о «plures motus» [104]поднятых Гаштольдом для нового изменения польско-литовских отношений. Казимиру приходилось отрываться от польских дел для поездок в Литву по этим делам. В польско-прусской войне не участвуют литовско-русские силы. Напротив, в 1456 г. рада отправила послов к Казимиру с требованием от имени панов и всего великого княжества вернуть великому княжеству Подолию под угрозой захвата ее литовско-русской военной силой и вернуться для постоянного пребывания в Литву. Ходили толки о кандидатуре в особые великие князья Семена Олельковича. Казимир поспешил в Литву, пробыл тут целую зиму, улаживая отношения, и свел дело к выдаче подтвердительного привилея 1457 г., где можно было то шире, то уже толковать обещание «панства нашего земли, великого княжества, не вменьшать але у границах, как же предкы наши… Витовт… и иные держали и володели, такожь (эти земли) здорови, цели, держати… и щитити, а с божьего помочью… размножати». Гаштольд умер в 1458 г., но это не устранило дальнейших пререканий. В 1460 г. Казимир держит в Бресте «cum Lithvaniae primoribus tam conventum, quam consilium [105], чтобы успокоить «infectas Lithuanorum fere omnium mentes» [106], в 1461 г. видим Казимира в Вильне на «convento terrarum Lithvaniae et Russiae»; собрание это единодушно просит его либо лично и постоянно («personaliter et assidue») пребывать в Литве, либо назначить («constitueret») великим князем литовским Семена Олельковича. Казимиру удалось отсрочить вопрос. В 1463 г. на польский сейм в Петрокове прибыли литовские послы с требованием Подолии, Белзской земли и спорных волынских волостей во избежание разлития христианской крови. Казимир настаивал на разрешении спорных вопросов «jure potius, quam armis» [107]на польско-литовских съездах. На таких съездах и тянулись переговоры в 60-х, 70-х годах с вечными новыми отсрочками. В спорах подымались снова и другие вопросы — об особом великом князе для Литвы (по смерти Семена Олельковича в 1470 г. литвины просили у Казимира кого-нибудь из его сыновей; еще в 1480 г. — та же просьба, чтобы Казимир или сам оставался на Литве, или сына дал), о новой формулировке унии. Но Казимир последовательной дипломатической игрой уклонился и от того и от другого, не желая ни делиться властью, ни восстановлять против себя литвинов подтверждением старых актов унии, ни поляков, которым формально обещал не давать литвинам грамот, нарушающих интересы Короны. Так государственно-правовое положение польско-литовского целого осталось неопределенным до самой кончины Казимира в 1492 г.

Верховские княжества в конце XIII — начале XVI века

При таком положении дел рада великого князя литовского выступает, особенно во вторую половину правления Казимира, собственно с середины 50-х годов, как самостоятельный политический фактор, противопоставляющий себя своему господарю, в котором пришлось ей видеть не столько великого князя литовского, сколько короля польского. Ее значение как учреждения влиятельного и полномочного должно было окрепнуть.

Но мы, к сожалению, не знаем, отразилось ли это как-нибудь на ее роли в делах управления. По-видимому, нет. Она остается советом при господаре, требовательным, готовым на «фронду», но не превращается в высшее административное учреждение, не приобретает полномочий исполнительной власти. Но, храня традиции регентства первых времен великого княжения Казимира, она поддерживает политику самостоятельности и целости Литовско-Русского государства, политику его объединения и централизации.

Эта последняя тенденция сказалась в уничтожении возродившихся удельных княжеств. Захват Волыни Казимир выставлял делом своей рады, а когда в 1470 г., по смерти Семена Олельковича киевского, Казимир не дал Киева ни его сыну Василию, ни его брату Михаилу, а назначил наместником киевским Мартина Гаштольда (сына Яна Гаштольда), то это Длугош поясняет политикой литовских панов: Казимир последовал настояниям литовских панов, чтобы это княжество, подобно иным русским княжествам, обращено было «in formam provinciae». Протесты киевлян, домогавшихся либо князя греческой веры, либо кого-нибудь из сыновей королевских, не желая склонять головы перед литвином, им равным, не князем, были подавлены угрозой военной репрессии. Родне Семена Олельковича Казимир дал княжество Слуцкое, на котором этот род и «захудал» [108]. Позднее один из Ольгердовичей, князь Вельский, попрекал киевских бояр, что они «зрадным обычаем сродника нашего Михайла Олельковича на Киеве зрадили и от нашего подданства отлучилися». Дело, видимо, воспринималось по крайней мере заинтересованными сторонами, как уничтожение удельно-вотчинного владения. «Король его милость граничную землю Киев на себе взял», — читаем в другом тексте ^{111}. Виленский центр решительно отрицал вотчинные права княжат. Про Олельковичей там говорили: «Дед их князь Володимер бегал на Москву и тем пробегал отчину свою Киев» ^{112}.