Читаем Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв. полностью

В 1506 г. в Вильне был «сойм» представителей руководящих политических сил всех земель литовской Руси, и его решение было актом общей их всех «политической воли»… Избрание Сигизмунда было признанием за ним господарской власти со стороны всех земель Литовско-Русского государства, как за господарем дедичным и прироженым: сохраняется еще чисто средневековое сочетание династических прав с необходимостью признания их за данным представителем династии так называемой «народною волей», которая тут уже выражается вельможами — правящим слоем общества. Антидинастические тенденции, сказавшиеся и на этот раз в толках о кандидатуре Михаила Глинского (как при избрании Александра в кандидатуре Семена Михайловича Слуцкого), не имели практического значения.

Сигизмунд I Казимирович «Старый» (1467-1548)

Избрав Сигизмунда, паны-рада, духовные и светские, и все участники избирательного сейма били челом новому господарю о подтверждении прав и вольностей, и Сигизмунд, связав себя за два дня до избрания (18 октября) письменным обязательством в этом смысле, 7 декабря выдал в Городне подтвердительный привилей, утвердив его присягой. По форме и значению это подтверждение привилея 1492 г., но в одном пункте он углубляет и расширяет политическое значение рады господарской.

Вот этот пункт:

«item super statutis et consuetudinibus approbatis et laudatis, antiquis servandis aut novis condendis promulgandisque et plurimis, quae erunt ordinanda pro communi utilitate Reipublicae ac Nostra, non nisi cum matura deliberatione ac cum scitu et consilio consensuque dominorum consiliariorum nostrorum Magni Ducatus Lithvaniae tractabimus ac disponemu» [135],

т. е. Сигизмунд обязывался не изменять и не пополнять существующих порядков и узаконений, иначе как с ведома, совета и согласия панов-рады великого княжества Литовского. Формально это, пожалуй, ничего не меняет сравнительно с при-вилеем 1492 г. Но более категорическая и отчетливая редакция позволяет признать, что привилей 1506 г. более твердо и точно установил необходимое по праву участие рады в функциях законодательной власти [136]. Так определилось положение нового господаря литовского и русского.

Но поляки, тщетно напоминавшие через особых послов о соглашении 1501 г., убеждая литовцев не приступать к избранию господаря отдельно от Польши, парализовали политические последствия виленского акта, избрав на польский престол того же Сигизмунда. Фактически уния была этим спасена от нового потрясения.

Положение было формально улажено, когда все добытые результаты подверглись сильнейшей встряске, известной под названием восстания Михаила Глинского. Нельзя сказать, чтобы в исторической литературе достаточно установилось определенное воззрение на смысл этого восстания. Антонович называл его «последней попыткой реакции русских князей против польско-литовского направления» и для Грушевского это — «последний пароксизм борьбы русского элемента, собственно русских князей и панов, с ненавистной им системой в великом княжестве Литовском», а для Любавского «это было проявление политического своеволия, выросшего на почве того феодализма, каким насквозь было проникнуто Литовско-Русское государство, с его системою частного подданства, с его многочисленными государями-землевладельцами, и отчасти проявление национального антагонизма в недрах этого государства, русские области которого были недовольны политическим преобладанием Литвы» {127}.

В герои национального движения Глинский не годится. Homo novus, почти выскочка в княжеско-вельможной среде, он не мог быть носителем старых традиций. Человек огромной энергии, натура честолюбивая и с широким размахом, смелый авантюрист и превосходный организатор, знаток военного дела, Глинский в момент борьбы за существование и положение сумел, однако, использовать те связи, какие имел в русской магнатской среде, и те антагонизмы, которые разъедали Литовско-Русское государство, чтобы раздуть свое личное дело в большое движение, с трудом подавленное правительством Сигизмунда.

Известно, что род Глинских вел себя от какого-то татарского князька Лексы, выехавшего из Орды на службу Витовта. От Витовта Глинские получили вотчины в Переяславщине (Глинск) и в этом родовом гнезде обрусели, приняв православие. Двух Глинских встречаем в раде Свидригайла.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже