Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

К сожалению, на этот раз не знаем, чем кончилось дело, но когда через несколько лет (в 1520 г.) на сейме в Минске большинство шляхты согласилось дать серебщизну, а жмудины отказали, «выламуючись своими правы», то господарь писал панам-раде, что надо послать листы к панам и земянам жмудским, чтобы и они дали даток, раз вся земля решила его дать; они-де не имеют права отказываться, так как этот даток пойдет не на господаря, а на потребу Речи Посполитой; если они не послушают, то паны-рада должны послать дворян править на них этот даток.

Любопытен ответ рады: пусть господарь напишет о том старосте жмудскому, который скорее послушается самого господаря, чем рады господарской. В обоих случаях (в 1507 и 1520 гг.) рада, видимо, признает законность действий жмудинов: даток должен быть добровольным «зволеньем» каждой земли.

Такое, как в 1507 г., общее сеймованье земель Литовско-Русского государства часто повторяется при Сигизмунде I. Следующий сейм — в Вильне с 13 декабря 1508 г. по 16 февраля 1509 г. Все, что известно относительно этого сейма, касается указной и уставной деятельности господаря и его рады. Можно допустить предположение Любавского, что на нем король заручился «зволеньем» на сбор новой серебщизны, хотя ни записи Литовской метрики, ни другие документы о том не упоминают ^{132}.

Какие же акты власти связаны с этим сеймом? 1) Суд короля и рады над соучастниками Глинского; 2) устав, ими выработанный по этому поводу, о судьбе родовых имений «здрадцев» («до двух лет» ^{133}); 3) постановление господаря и рады по вопросам внешней политики; 4) рассылка великокняжеских писарей для «пописанья» земель; 5) устав об оправе женам в именьях ^{134}; 6) отмена неслушного взимания пересуда ^{135}; 7) посылка комиссаров — судей на разграниченье и правенье границ между великим княжеством и королевством Польским; 8) подтверждение витебского и волынского привилеев.

Принимал ли «сейм» участие в этих постановлениях? Вероятно, да: челобитьями отдельных групп, сообщением сведений, но не «зволеньем», кроме разрешения серебщизны, если такое было сделано.

Однако практика показывала невозможность добиться действительного осуществления велений власти, слишком слабо вооруженной исполнительными органами. Само непрестанное повторение распоряжений об исправном несении военной службы под страхом суровых кар свидетельствует об этом. И немудрено! Авторитет власти и после 1492 г. тождественен в сознании общества с личным авторитетом господаря, великого князя. И ссылка рады на то, что староста жмудский скорее послушает господаря, чем рады, или ее ссылка по другому поводу, что она в отсутствие короля «так великим речам досыть вчинити» не может, не напоминает ли старое летописное объяснение военной неудачи: князя не было, а боярина не все слушали? Сигизмунд в первые годы пребывал почти сплошь в Польше занятый сложными польскими делами, а в Литве чувствовалось почти анархическое состояние всего управления в тяжелое время почти непрерывной борьбы с соседями.

На сейме в Берестье в мае 1511 г. король с радой обсуждали совместную с Польшей организацию обороны южных границ против татар по поводу постановления Петроковского сейма о посылке хану 15 000 злотых пополам с Литвой. Тут поднимался было вопрос «о способе, што ся дотычет обороны от всих неприятелей на прейдучое лето и на потом». Но съезд был незначителен: «вси посполом на том сойме быти не могли» «для шкодливых частых новин неприятельских и для небезпеченства вторгненя в землю поганства», и король решил поэтому не принимать окончательных решений.

Это объяснение бесплодности сейма 1511 г. (на сейме, по-видимому, кроме прощения осужденных в 1508 г., были только удовлетворены господарем просьбы дорогичинской шляхты об определении судебной компетенции их старосты, православного духовенства и Полоцкой земли — о подтверждении их привилеев) находим в послании Сигизмунда раде от 14 декабря 1511 г., где указывается на решение короля-господаря установить порядок военной службы при участии вального сейма ^{136}.

Виленские замки около 1530 года

Любопытно оно и другой чертой: указанием на то, чем собственно должен был бы быть настоящий вальный сейм: съездом «всех посполу» — прелатов, панов-рады, всех князей и панов, наместников, тиунов, дворян королевских и всех земян со всех земель и поветов. Неисполнимость подобного идеала вального сейма и привела постепенно после неуклюжих (помянутых выше) попыток утвердить авторитет неполных и случайных (по составу) съездов для всей страны к идее представительства в форме полномочного посольства.