Литовско-Русское государство в XIII—XVI вв.

Суть возгоревшихся споров стародавняя. Поляки желали понимать задачу как осуществление старинных прав Польши на государственную связь с нею Литвы, созданных при Ягайле и его преемниках рядом актов. Литовские политики, имея, как мы видели, больше исторической и юридической почвы под ногами, отрицали силу этих актов, как устарелых и потерявших значение.

Особенно неудачно было построение польской аргументации на акте 1501 г., документальная история которого показывает, что дело закрепления предположенной унии не было доведено до конца.

Осада Полоцка. Гравюра из книги «Правдивые и ужасные известия о жестоком враге московите» 1563 год

Литовские паны стремились к выработке нового соглашения в духе литовских проектов времен Казимира и Александра, т. е. на основе сохранения самостоятельной литовской государственности и равенства в политическом союзе-унии обоих народов.

Поляки настойчиво требовали от литовских политиков политического самоубийства и встретили резкий отпор. Польский проект унии тот же, что в 1563—1564 гг., с тою лишь уступкою, что они соглашались теперь на сохранение особой системы литовских урядов, думая тем подкупить магнатство литовское. Литовский проект намечал не единую государственность, а «unionem foederis et amicitiae»[150], в общем также на основе предыдущего проекта.

Характерны только два добавления: 1) о том, что литовские вальные сеймы могут созываться и помимо короля панами-радою, и решения таких сеймов должны быть скреплены государственной печатью великого княжества Литовского и вступать в обязательную силу хотя бы и без утверждения королевского; 2) поляки должны присягою гарантировать, что ни господарь, ни сеймы (сказано: «ни послы земские великого княжества») не будут добиваться редукции вечных выслуг, доживотий и пожалований, а также заставленных замков и дворов господарских, так что если подобное постановление состоится на сейме и будет сделана попытка принудительно провести его в Литве, то тем самым и уния расторгается.

Люблинская уния. Худ. Ян Матейко. 1869 г.

Тут ясны мотивы: магнатство чувствует, что ему грозит утрата захваченного положения, и стремится обеспечить себе сохранение — именем господаря или помимо него — государственной власти и материальных выгод, приобретенных расхищением фонда государственных имуществ.

«Автономное великое княжество Литовское, — по выражению Любавского, — было предприятием, на которое магнаты затратили огромные фамильные капиталы в форме ссуд скарбу, и им, естественно, хотелось по-прежнему хозяйничать и распоряжаться в этом предприятии»^{158}.

Главные борцы за литовскую государственность, Ходкевичи и Воловичи, боялись не только за свое значение в будущей соединенной Речи Посполитой, но и за свои «пенязи». Любопытно, что в составе польского сейма особенно резко выступили против сохранения в соединенной Речи Посполитой значения особой литовской рады господарской послы воеводства Русского и шляхта галицкая и подольская.

Поляки настойчиво стали требовать от короля приказа слить заседания представителей обоих народов в один польско-литовский сейм. Перед этой угрозой литовские паны сделали попытку сорвать весь Люблинский сейм и разъехались.

Этим был сорван не только проект общего сейма, но и отдельный литовский сейм, который тут, в Люблине, пока спорили паны, занимался своими делами — о новой поправе статута, об исправлении границ, о признании шляхетских прав за шляхтой спадковых имений и т. п.

Теперь полякам предстояло определить свою политику Литва была слишком истощена и подавлена московской войной, чтобы опасаться с ее стороны серьезного отпора, тем более что было ясно, как мало магнатство, рада господарская, может рассчитывать на поддержку шляхты. На коронном сенате сказалось весьма сдержанное отношение вообще к «аннексии» Литвы. Так, краковский епископ отстаивал перед польским сеймом необходимость сохранить особые литовские сеймы, особую литовскую казну и вообще особую организацию Литвы, «чтобы они сами себя защищали»; другой сенатор развивал ту же мысль: «пусть литовцы имеют особые сеймы, — говорил он, — потому что им нужна большая защита государства, чем полякам».

В среде польских сенаторов живо было сознание, что создание единого Польско-Литовского государства крайне усложнит задачи польской политики и потребует огромного напряжения государственных сил всего нового политического целого. Теперь Литва выносит одна всю тяготу московского напора, а южные ее земли, Киевщина, — наиболее тяжкие удары татарщины. Сняв этот барьер с востока, втелив его в себя, Польша взяла бы на себя новые тяжкие задачи.

Озабоченные такими соображениями говорили: