Иногда он засыпал или уплывал, теряясь в мыслях и снах о давно умерших людях. Он видел свою мать, своего отца, и они его видели. Он видел Квиста, и они шутили вообще ни о чем. Так оно и было, так и должно было быть. Он скучал по своему другу, тупому ублюдку.
Ему тоже показалось, что он увидел Эндж, но это была чушь. Она в горах, в безопасности. И он сделает ее жизнь еще более безопасной.
Дрен задерживал дыхание каждый раз, когда патруль Черепов проходил через щель под его окном, и прижимался спиной к стене, становясь неподвижным, как камень. Камню не нужно кашлять. Камень не был слабым.
С заключенными или без них, он мог видеть, как эгрилы волновались, когда один за другим проходили через узкий проход. Бутылочное горлышко делало их уязвимыми, и они делали все возможное, чтобы свести это на нет, не позволить себе сбиться в кучу. Затем, когда они живыми пробирались через проход на другую сторону и видели главные городские ворота — их путь наружу, — они быстро неслись прочь, рассредоточиваясь по ходу движения. Каждый раз последнему проходившему приходилось почти бежать, чтобы догнать своих товарищей. Никто не ждал, чтобы посмотреть, получится ли у него догнать — они были слишком заняты тем, чтобы убраться к чертовой матери из Киесуна.
Идеально, черт их побери.
Когда стемнело, он прокрался обратно по лестнице на первый этаж и занял позицию под пустым окном. От того, что осталось от дверной коробки, почти до самого пола тянулась трещина, достаточно широкая, чтобы можно было глядеть сквозь нее, но недостаточно большая, чтобы можно было разглядеть Дрена. Земля под его ногами была усеяна битым стеклом, поэтому он осторожно сдвинул все, что мог, в обе стороны от своей позиции, освобождая место, чтобы быстро передвигаться, когда придет время, и не производить при этом слишком много шума.
С заходом солнца температура упала. Дрен завернулся в пальто, пытаясь притвориться, что ему не холодно, но он чувствовал, как холод проникает сквозь каменную стену и пробирает его до костей. Он ненавидел холод, как и каждый хороший местный житель Киесуна. Люди рассказывали о том, насколько холодно стало на севере, но у него не было желания выяснять это самому — не то чтобы сейчас у него была такая возможность. Наверное, это хорошо.
Звуки снаружи вернули его внимание к работе. Он выглянул в щель и увидел приближающихся к нему ублюдков в красных доспехах. Их было десять, и они выглядели так, словно побывали в бою. У солдата, возглавлявшего патруль, на плече отсутствовала броня, а в середине нагрудных пластин виднелась вмятина. Это заставило Дрена улыбнуться. Хорошо. Он надеялся, что они тоже оставили после себя кучу мертвых товарищей.
Он вытащил длинный тонкий нож из ножен и стал ждать. Терпеливый до последнего человек.
Черепа замедлили движение у баррикады, ворча друг на друга на своем свинячьем языке. Один прошел насквозь, затем следующий, а Дрен все ждал. Они не торопились, не подозревая, что Дрен по ту сторону стены, прямо там, затаил дыхание. И вот остался только один.
Время действовать.
Дрен быстро встал, просунул руку в пустое окно и обхватил руками шею ублюдка. Он втащил его обратно в дом так быстро, как только смог, застав Череп врасплох, и вонзил нож ему под подбородок прежде, чем его ноги перекинулись через подоконник, и к тому времени, как эгрил ударился о пол, мерзавец был мертв.
Дрен должен был действовать быстро, пока кто-нибудь не пришел искать своего товарища. Хорошо, что у него был опыт обращения со всеми этими чертовыми ремнями. Несмотря на это, его пальцы казались толстыми и неуклюжими, когда он стягивал доспехи с мертвого солдата и надевал их на себя. Казалось, прошли часы, прежде чем он надел шлем и вышел на улицу, держа на бедре сумку с бомбами. Он рисковал, неся их так открыто, но у него не было выбора. Для любой работы нужна толика удачи. И, если все пойдет наперекосяк, он не позволит им захватить себя живым. Ни за что на свете его больше не будут пытать.
У него было время на последний приступ кашля, затем он шагнул в щель только для того, чтобы увидеть, как к нему приближаются два других Черепа. Они остановились, когда заметили его, и прокричали какую-то свинячью чушь. Он помахал в ответ, а затем потрусил к ним. Один из них проорал ему еще одну бессмыслицу, прежде чем они все повернулись и направились к воротам. Дрен просто кивнул, жалея, что не выучил хотя бы несколько слов на эгриле, чтобы ответить. Возможно, это был не лучший план, но это было все, что у него осталось. Последняя карта в колоде.
Сердце Дрена так громко билось в груди, что он удивлялся, как Черепа этого не слышали. Но он прорвался. Он был в пути. Следующая остановка — лагерь Черепов.
Где-то в море небо расколола молния. Налетел долгожданный шторм.
83
Тиннстра
Лейсо
— Зорика, очнись. Очнись. — Тиннстра прижималась к Зорике так крепко, как только могла, и шептала ей на ухо, повторяя эти слова снова и снова. Аасгод был рядом с ними, баюкая свою сломанную руку.