ЛитПремьера: Современная малая проза

У нас на Узоле народ тёртый: перевидал на своём веку и голод, и холод, и великие посты. И сквозь нужду окаянных дней пронёс он мечту о грядущей благодатной жизни – авось, не мы, так хоть детки наши в достатке понежатся.

И то сказать, ведь кряхтя живём, брат: ночь во сне, день во зле – так оно и тянется это зряшное действо. Того и гляди, за недосугом без покаяния помрёшь. А кому-жизнь-то не мила!? И кто от хорошей-той жизни в петлю полезет?!

Эх, знать бы ещё, какая она – эта хорошая жизнь, как пахнет, и чем её запивают! Мы ведь её, как Христова Рождества дожидаемся!

А тут слышу, кричат: жизнь-то хорошая уже пришла, – глазки-то разуйте, люди!

Ага! Пришла… Явилась, не запылилась… Стоит на пороге да сверлит христианскую душу: это, мол, я – твоя хорошая жизнь! Але не узнал?..

Как не узнать? Все глазёнки проглядел ожидаючи. Входи, кума, раз пришла. И самовар, вон, уже стоит, попьём чайку, пошепчемся… Спрашиваешь, с чего это у меня рожа такая кислая? И почему я не скажу тебе пару ласковых?.. Нет, кума! Слов-то не жалко, а вот нужных не подобрать! Хоть копейкой тебя обзови, хоть тетёркой дохлой кликни – маловато будет! Под горячую руку – ты и стерва, и докука малахольная, и вобла тухлая – прости Господи! – язычок-от без костей да без хрящика, чего с дури не ляпнет…

Вспомнился мне кум, Даниил Ильич, покойный свет. Он так говаривал: «Парнишки, не ищите хорошей жизни, – пустое дело. Лишь одно важно: чтоб пилось бы да елось, и чтоб работа на ум не шла. А чего ещё желать-то? Ведь помрём, ничего с собой не возьмём!»

И что он, старый хрыч, помереть так спешил, как поповна замуж? Нешто грешный человек рождён для одной лишь заботы – как бы себе брюхо набить до отвала да валяться на печи до одури, а там уж, Богу молясь, сойти в сырую землицу? И не оставить под солнцем ни памяти о себе, ни следа? Говорил-то наш Ильич, как кроил, да швы у него все наружу…

Велика премудрость Божья, и одному человеку, видно, её не постичь. Может, кто иной дельнее скажет. Давайте-ка спросим Арсения Гузожирова: мужик он башковитый, авось, глубже копнёт. Гой еси, Арсений-свет Кузьмич, мы тебе челом, а уж ты знаешь о чём… Покручивает Кузьмич рыжий ус, покашливает в кулачок, – дескать, как не знать, – умный поп хоть губами шевели, а мы уж догадываемся. – Вот, мол, чего я вам скажу, дружбаны вы мои: жизнь не мудрёна, когда киса ядрёна; копите, пока копится, а будут денежки, будут и крылышки, – с ними и в гору, как с горы!

Эх, век бы тебя слушал, Кузьмич, только побойся Бога, не говори ты о деньгах, – от них, проклятых, нынче всё зло! Из-за них, проклятых, не стало теперь ни стыда, ни чести, ни совести! Люди во всём изверились. Иные уж и деньгам-то не рады: хоть с ними, хоть без них – один чёрт, – правды нигде не сыщешь, вот что! Семиликой она стала, шутовской колпак с бубенцами напялила, ходит меж людьми да позвякивает… Даром, что народу языки поразвязали, каждый теперь до всего договаривается – хоть святых выноси, да и сам уходи!

Гой еси, Степан Павлыч! Ефстифей Савельич! Кланяемся вам в пояс: одарите нас мудрым словом. Долги ваши годы, седы ваши бороды, вам ли не знать про хорошую-то жизнь?

Молчат старички, – знать, цену себе набивают: о чём, дескать, не сказывают, о том и не допытывайся.

Ай-ай, что уж так? Меня спросить, я и дорожиться бы не стал – выложил бы с три короба, какие сам чёрт на печку не вскинет! Был бы запрос, брат, а мы всегда с подачей. Как уж не поклониться в ножки властям за такую житуху! И то сказать, у русского мужичка в адрес любимых вождей всегда отыщется за пазухой крепкое словцо… Сказал бы, какое, – да не наш нынче черёд: у других сильнее наболело, пусть у них сперва отольётся слеза, а мы уж добавим… Только, чур! – хаять жизнь грешно! Не то дурно, как мы живём, а то – зачем мы живём? И то сказать, не живём, брат, а так, изгаляемся над жизнью. Опустили её ниже плинтуса, её богу! Приравняли к обыкновенному кроссворду, мол, она устроена по тем же меркам: «по вертикали» – власть, «по горизонтали» – народ!

К примеру, живёт на свете некий хрен, Мизгирь Свистоплясов. Рожей неказист, уменьем – не артист, да мешком харчист: на крепкой должности сидит – к «вертикали» присосался, одна рука в меду, другая в патоке. Он эту демократию «по горизонтали» только в бане признаёт, а в жизни – ни-ни! Попробуй, возьми его за жабры, – не выйдет. У него каждый поворот схвачен: любому законнику глаза замаслит и губки патокой запечатает. А полезешь на рожон, считай, ты списан, брат. Мизгирь, значит, живи, благоденствуй, потому как его доля – «по вертикали»!

Не в пример Онуфрию нашему, Кузякину: и дел невпроворот, и забот полон рот, а жизни никакой – хоть оторви да брось! А всё потому, что у него на лбу написано: «по горизонтали». Вот и знай, Онуфрий, свои полати, и нечего лезть в калашный ряд!