Литр Иваныч и Мотылёк

— Они, наверно, привыкли, — сказал Сергей.

— Привычка, ага. В «Океан» наш зайди – хоть противогаз одевай. Санэпидстанции у них там просто нету, вот что. А зачем она капиталистам? У них одни барыши на уме. Какая санэпидстанция! Что они? о народе будут думать? травись ты дохлой рыбой, пролетариат!

— Может и есть. Но он же не пустит в свой магазин, и всё. Те вроде и приедут: «Пустите, пожалуйста, поглядеть, как там у вас рыбой обстоит. Воняет или нет». А им с порога: «А ну пошли отсюда! Здесь частная собственность».

— С этим не поспоришь, — согласился Литр Иваныч.

***

— И правду можно было найти, — продолжала Катерина. — Попробуй, рабочего человека обидь? Живо холку намнут! Профсоюзы, народный контроль. В прокуратуре каждую неделю приемный день — всё разъяснят. Бумагу-жалобу за тебя сами напишут. Да и прокурор на суд придет, работягу поддержит, начальнику втык вставит. А нет – так в обком. Быстро их! за ушко да на солнышко! Забегают, как скипидару под хвост налили. А сейчас всё куплено-перекуплено. Судья – взяточник, прокурор ворьё покрывает, а следователь – преступник, дела шьёт. Губернатор – пахан, мэр — пройдоха. Жены их — бизнесменши сраные, ногти только и умеют красить, а детки в англиях—швейцариях на «поршах» на скорость гоняют. Только Луну еще не купили! Не знают, куда деньги у народа краденые девать.

— Одна шайка–лейка, — подтвердил Валерий.

— Они и хотят, чтоб мы поскорее все вымерли, и правду никто не вспоминал, — не могла успокоится Катерина. — Сразу про застой визжать начинают. Заучили одно слово. И повторяют на все лады. Как попки. Но крыть-то нечем. Безработицы не было. Бездомных не было. Нищих не было. Медицина была бесплатная, — загибала пальцы Катерина. — Высшее образование бесплатное, только знай учись-не ленись; садики—ясельки – считай бесплатные; электроэнергия, газ, квартплата – копейки. Воду в голову никому бы не пришло считать. Бензин, считай, даром.

— Да сливали в лесу водители, чтобы километраж приписать, — сказал Валерий. – Тоннами сливали.

— Так не сравнить же! Трамвай — три копейки! Автобус – пятак, — втолковывала Катерина Сергею. — На поездах не больно хотели ехать — на самолетах летали, вот как! особо не считали, где выгодней. И врачи нормальные были, и профессора не липовые, с купленными дипломами. И народ дружный был, веселый. И никакой бы гниде рыжей в голову бы не пришло сказать, что русские отсталые, тупые, поработители да угнетатели. Скажи такое тогда где. И властей никаких не надо. Сами бы башку на месте отвернули. Безвозвратно. И колбаса была вкусная. А сейчас врут по телевизору, что из туалетной бумаги, видите ли, в СССР была колбаса. Тоже, наверно, какой-то еврей по заданию сионистскому придумал. Это сейчас колбасу делают – в рот не возьмешь, собака не ест.

— А заработки, — продолжил Валерий. – Помните?

— А чего помнить? — спросил Литр Иваныч.

— Не сравнить же. Я на «Пунане РЭТ»[11] электриком меньше трехсот не имел. Бабы в цехах и полтыщи выгоняли. Пожалуйста, работай, зарабатывай. Мастер только спасибо скажет, если после смены останешься.

— Хоро-о-ошие у вас зарплаты. Это, в каком году? — спросил Литр Иваныч.

— Перед Олимпиадой.

— Ну, инженеры не больно-то, — возразил Литр Иваныч.

— Если хочешь в галстучке ходить, да кофия за шашками гонять… Газетки на работе читать… За что тебе платить? И этого много. Иди в цех. К станку. Меньше двухсот не будет. Хоть каждую неделю к ресторану на такси подъезжай. А сейчас? Сейчас что?

— Сейчас только чтоб не помереть. Да и помереть не на что, — сказала бабка. — Ладно мы, пожили, ладно. Спасибо Леониду Ильичу до земли. Нормальную жизнь застали. А молодежь? Если деньги у мамки с папкой есть – учись. А нет? В армию загребут. Ладно еще в эстонской — на велосипедах кататься, а в России? вернется ли? Я своей сказала: внука – ни-ни. Что хочешь делай. У сестры моей двоюродной, сынок – всё! Застрелили чечены. Такой мальчишка умненький был! Привезли домой в цинке. Растила-растила – на, мамка, хорони! А пошла она в военкомат насчет дров, так там харя сидит откормленная – за три года не обсерешь: «я, говорит, вашего сына туда не посылал». А тоже кто? Березовский! евреюга. Как не кокнут до сих пор? видно еще нужен, власовец проклятый.

— История не однозначна, — сказал Валерий. – Нельзя одной черно-белой малевать. Власовцы пострадавшие, а не предатели. Люди, обиженные на Советскую власть.

— Если он в моего отца стрелял, он мне кто? – выкрикнул Литр Иваныч. – Пострадавший? Лоб зеленкой и к стенке!

— И всё русский человек, везде он, бедолага, крайний, — вздохнула Катерина. – Как скот, во все времена, гонят на убой, не спрашивая.

— Да, — помолчав, сказал Валера, — что Афган, что с чехами... Положили ребят ни за что. И у нас на работе женщина… Тоже... Племянник. Родственники у нее в России, — пояснил он Литр Иванычу. — Погиб парень в грузинскую, в Осетии этой…

Литр Иваныч вопрошающе всплеснул руками, но так и остался сидеть с открытым ртом.