Лица

Жени улыбнулась. Она представила Дэнни в доме родителей, которые поддерживали его во всем, пока он изображал на бумаге слова, и больше ни о чем не просили. Она вспомнила выражение лица Елены, когда та говорила о сыне. Как он счастлив, думала Жени. Родители любят его и поддерживают, и это позволяет Дэнни уверовать в собственную гениальность.

А был ли он гением? Конечно, он плодовит, жизнерадостен, полон всяческих идей и слов. Она почувствовала, что соскучилась. Может быть, поднять трубку и позвонить? — в Огайо, кажется, сейчас раньше по времени — и услышать его голос?

Бессмысленно, возразила себе Жени. Их отношения ни к чему не приведут.

Но как бы это было забавно, подсказывал ей другой голос.

Она вздохнула и продолжала читать.

В последнем абзаце Дэнни писал, что пересмотрел свои взгляды по поводу Хаво. «Я был глух к его сдавленным стонам, слышал только собственные слова. Знаю. Ты видела, а я нет. Но теперь понимаю, что физический недостаток служил ему поддержкой, на которую он мог опереться, когда сомневался в себе. А когда не сомневается в себе шестнадцатилетний юноша? Но это все в прошлом. Теперь ему семнадцать — мужчина в полном соку, и я готов помочь, чем смогу, избавиться ему от этой поддержки. Мои намерения распространяются так далеко, что я собираюсь заработать денег. Пожалуйста, порекомендуй хирурга».

Жени вложила письмо обратно в конверт. На следующей неделе — ее последней рабочей неделе — она посоветуется о Хаво с доктором Ортоном. А теперь настало время почитать Соне: по-русски, из рассказов Толстого.

Поначалу, снова столкнувшись с кириллицей, Жени испытала затруднения. Она говорила, как ребенок, складывающий слова из отдельных звуков и понимающий их смысл, только произнося целиком. Но на третий вечер стала читать свободно — на родном языке так же, как и на приобретенном вновь.

Через несколько страниц чтения Соня засыпала, но Жени продолжала. Стоило остановиться, как глаза женщины открывались и в них угадывалось изумление от наступившей тишины. И Жени читала до тех пор, пока дыхание Сони не становилось ровным, складки на лице разглаживались, и в нем уже не виделось боли.

Человеческий голос, знакомый голос, мягко льющийся потоком слов, действовал успокаивающе, как нежное прикосновение. И Жени понимала, что излечение наступает не только от лекарств, облучения и скальпеля. В медицине важно — сострадание.

«Сострадание, — думала она, шагая в понедельник на работу, — и выделяет доктора Ортона из числа других хирургов». Утро было необыкновенно прозрачным: воздух будто вычистили, небо по-настоящему голубое, а не серое, листья и трава переливались всеми оттенками зеленого — от лазурного до изумрудного. Стекла и зеркала витрин подмигивали солнечными зайчиками.

Как источник с минеральной водой, искристый воздух возбуждал Жени. Казалось, наполнял надеждой городские улицы. Она чувствовала, что счастлива — все обернулось к лучшему. Если бы лабораторию не закрыли, она не оказалась бы летом рядом с Соней, не встретила бы доктора Ортона и детей Хиросимы. «Серебряные облака с оборками. Ночь на день…», — пыталась вспомнить она поговорку. Она умудрилась даже заработать две зарплаты — недельную компенсацию от профессора Дженсона и деньги у доктора Ортона.

Мурлыкая что-то себе под нос, она вошла в приемную. Через десять минут зазвонил телефон. На другом конце провода оказался Эли. Утро складывалось поистине сказочным.

— Звоню, чтобы тебя поздравить, — произнес он. — Доктор Ортон сказал, что у него нет жалоб, что на языке смертных означает: ты просто образец работоспособности.

— Хочу вас поблагодарить, — начала Жени, но Эли ее перебил:

— Услуга за услугу. Сегодня вечером ты ужинаешь со мной.

— Ну, если в качестве услуги, — усмехнулась Жени.

— Я за тобой заеду, — и положил трубку, прежде чем она успела сказать, что ей нужно наведаться к Соне.

Кроме того вечера, когда Жени ужинала с Бернардом, все вечера она проводила с Соней. Но сегодня — позвонила домой и сообщила Григорию, что ей необходимо встретиться с пластическим хирургом. — По делу, — прибавила она.

— Лучше для развлечения, — ответил Григорий. — Молодые должны развлекаться, а за моей Сонечкой я присмотрю сам.

Жени пришло в голову, что они с удовольствием могут провести вечер вместе, и это успокоило, пока она в ожидании вечера плыла сквозь заботы дня.

Ближе к концу работы вышла умыться, а вернувшись, опять позвонила домой. То, что она услышала, ей не понравилось. С Соней снова случился припадок, дыхание было затруднено…