Лица

Она села впереди между супругами, а за рулем устроилась Минна. Женя удивилась, почему Круккаласам не дали шофера, если предоставили такой большой автомобиль.

И почему на улице так много машин? Вопросы возникали в ее голове один за другим, но она не задавала их вслух. Они ехали по темной дороге. Снег прекратился, но пушистая масса покрывала крыши домов, деревья и слегка заостренные верхушки фонарей, снежинки сверкали под лампами. Совсем как дома…

Они проехали порт. Как и Ленинград, Хельсинки стоял на берегу Финского залива.

Дома Олаф отлучился на кухню и, словно отец, принес из кладовой бутылку вина.

Но все же она была не у себя дома. Женя сидела с Круккаласами за столом, и перед ней дымилась тарелка рыбного супа. Глаза Олафа оказались такими же светлыми, как и волосы, брови бесцветными и густыми. Они прыгали вверх и вниз, когда он сообщал девочке, что Бернард уже звонил, чтобы убедиться, что ее путешествие прошло нормально. Он беспокоился о ней и надеялся, что ее пребывание на Западе ей понравится.

Минна в свою очередь сказала, что через несколько дней им, может быть, удастся ненадолго выбраться в лесной загородный домик и покататься на лыжах.

Женя отставила тарелку с супом, уронила голову на руки и расплакалась.

Но дни шли, и Круккаласам удалось своим очарованием вывести Женю из отчаяния. Такой женщины, как Минна, Женя еще не встречала: живая, веселая, всегда находящая повод посмеяться. Она звала Женю «картофелиной» и научила делать «фил», финский кефир, выставляя горшки на окошко в ожидании, пока он не созреет. Однажды, когда гроза испортила кефир — молнии заставили его свернуться, — Минна рассмеялась и пошутила, говоря, что несмотря на все тайны, хранящиеся на небесах, там не знают секрета, как делать «фил», и поэтому время от времени, завидуя, портят весь кефир в Финляндии.

Гроза бушевала целых пять часов.

— Так вы думаете, это все из-за наших горшков? — спросила Женя.

— Совершенно верно, — согласилась Минна. — Видишь, как просто управлять небесами.

Женя ей, конечно же, не поверила, но ей понравилась манера Минны все обращать в шутку и все очеловечивать. Не удивительно, что она писала детские книжки: в их мире даже маленькие человечки были всевластны и могли сотворить все, что хотели.

Круккаласы купили Жене лыжи, и по выходным она училась кататься на них, когда они ездили в лесной домик, всего в часе езды от Хельсинки.

Жене нравились их поездки по пятницам. Они оказывались в домике вечером, разводили огонь и ставили на очаг огромный чугунный котел.

Там же они провели и Рождество — праздник, раньше Жене не известный.

Олаф и она вышли из дома в снегоступах. Женю забавляло, как он оценивает деревья: словно детектив в шутливом расследовании — это коротковато, это слишком жидкое, высота подходящая, но не развесистое. Наконец он остановился перед элегантным деревом, примерно на полметра выше него самого:

— Вот оно! Лучшее из всех, — и, поцеловав ель, принялся ее рубить.

Вдвоем они дотащили дерево до дома. Минна хлопотала на кухне, вставляя изюмины в глаза печеных человечков. Когда она закончила, все трое установили ель в передней комнате, недалеко от очага, закрепили на ветвях белые свечи, и зажгли их длинными деревянными спичками. Пламя свечей мерцало, точно звездочки, и в их свете ветви казались жемчужными. Запах хвои наполнил дом.

В Сочельник Женя получила от Олафа и Минны подарки, они приготовили их своими руками: вязаный платок, варежки, деревянную шкатулку с вырезанными на крышке ее инициалами — хранить твои тайные сокровища, заметила Минна, — плоскую деревянную марионетку на шнурке, двигающуюся, если за шнурок потянуть. Бернард прислал Жене меховой жакет, он вместе с другими подарками лежал под елкой, и был великолепен: мягкий и белый, как «фил»— одеяние для снежной принцессы. Женю восхитил мех, но элегантность жакета поставила ее в неудобное положение — сама она не приготовила подарков, даже не знала, что на Рождество люди дарят их друг другу.

Они сидели за праздничным столом, ели копченую семгу и оленину, а после рождественского пирога подняли бокалы за себя и за отсутствующего Бернарда и отхлебнули настойки из заполярных ягод.

В полночь зазвонил телефон — Бернард желал всем счастливого Рождества. Женя и раньше разговаривала с ним, два раза, и всегда голос казался каким-то неестественным, как будто из патефона доносились неуклюжие русские слова.

— Тебе там нравится, Женя? — спросил он.

— Да, — ответила она незнакомому голосу.

— Я навещу тебя, как только смогу вырваться.

— Спасибо, — она никак не могла поверить, что по другую сторону провода где-то в Америке говорил живой человек, но все же пробормотала в трубку: — Папа… вы о нем ничего не слышали?

— Я уверен, девчушка, что с ним все в порядке.

— А брат?

Он не ответил, только пожелал еще раз счастливого Рождества, и связь оборвалась.

— Не волнуйся, — успокоила ее Минна, трепля по волосам. — Скоро твой сказочный крестный отец сам явится сюда.