Лица

Необходимо потому, что в России было всего лишь 112 тысяч человек с высшим образованием — очень мало вообще и тем более перед лицом грандиозных задач. Трудовому народу нужна была своя трудовая интеллигенция, без которой невозможно ни восстанавливать промышленность, ни делать культурную революцию, ни строить социализм.

С другой стороны, именно в России массы народа, по выражению В. И. Ленина, были ограблены в смысле образования, света и знания. По самой высокой справедливости, во имя которой и совершилась революция, народу следовало вернуть то, чего он был прежде лишен.

Итак, если мы хотим сами знать и другим напомнить, как начиналась наша советская интеллигенция, надо открыть историю на странице, озаглавленной «Рабфак».

ПРИЕМ осуществлялся круглогодично. Конкурса, понятно, не было — приходил человек, говорил, как пароль, два слова: «Хочу учиться», отзывом было: «Давно пора».

Позже появились более строгие условия приема. Кандидат должен был иметь не менее трех лет рабочего стажа, и от него требовались знания четырех действий арифметики и «хорошая грамотность»: умение читать и писать.

Но во всех случаях он обязан был предъявить направление фабзавкома или партийной и комсомольской ячейки. Удостоверяем, писалось в направлении, что поступающий на рабфак не какой-то нэпман, не буржуй, а истинный пролетарий, твердо стоящий на платформе Советской власти.

Выпуски старались приурочить к началу учебного года в вузах, причем рабфаковцы имели право преимущественного поступления. В начале тридцатых годов сложилась ситуация, при которой попасть в институт, минуя рабфак, стало практически невозможным.

СРОКИ ОБУЧЕНИЯ полностью подчинялись главной идее: быстрей, быстрей, быстрей! В 1921 году даже были «ударные семестры», и приблизительно так же, как мы брали обязательства выполнить пятилетку в четыре года, брались обязательства выучить географию за три часа вместо положенных двенадцати. Самый первый выпуск рабфаковцев Московского университета был «укороченный»: сорок человек проучились девять месяцев. И даже это считалось роскошью, в пример приводился другой рабфак, сумевший обернуться за девяносто дней.

Формально рабфаковцы получали образование, приравненное к среднему, но фактически были далеки от него. И хотя их потом принимали в вузы и академии, они проливали тысячи потов, чтобы держаться «на уровне». Конечно, это не каждому удавалось, кто-то оставался безграмотным, с ним мучились потом долго, до самой пенсии. Отбора по способностям в нынешнем понимании тогда не делали: неизвестны были его принципы, да и задача так не стояла. Но стихийно отбор все равно осуществлялся. Не все после рабфака обязательно попадали в вузы (примерно треть ограничивалась рабфаковским образованием), а иные в вузе учились трудно, кое-как. Из тех же, кто упорным трудом пробивал себе дорогу к знаниям, получались отличные специалисты, сумевшие поднять на собственных плечах первые пятилетки.

В 1922 году, выступая на IV конгрессе Интернационала, В. И. Ленин сказал, что молодежь учится на рабфаках, «может быть, слишком быстро, но, во всяком случае, работа началась, и я думаю, что эта работа принесет свои плоды. Если мы будем работать не слишком торопливо, — сказал Ленин, — то через несколько лет у нас будет масса молодых людей, способных в корне изменить наш аппарат».

В конце концов, после многих примерок срок обучения был установлен в три года на дневном рабфаке, в четыре — на вечернем. Вообще период с 1919 по 1930 год знаменовался бесчисленными поисками и экспериментами. Огромное количество изданных в то время постановлений, инструкций и декретов, дополняющих или начисто отменяющих друг друга, свидетельствовало о стремлении найти оптимальный вариант. Но любые изменения, даже самые решительные, осуществлялись на ходу, без остановки. Рабфаки чинили, как чинят железнодорожные вагоны, в крайнем случае отцепляя от состава, но никогда не останавливая сам состав.

УЧЕБНЫЙ ПРОЦЕСС тоже выверялся на ходу. До 1921 года каждый рабфак сам себе выдумывал программу и методологию. В Смоленске плюс ко всему прочему преподавали «философскую пропедевтику». В Петрограде понятия не имели, зачем нужна «пропедевтика», зато давали рабфаковцам «климатологию». В Москве учащихся делили на басов, теноров и дискантов, и они пели: «Идет, гудет зеленый шум», — отрабатывали дикцию и декламацию. На одних рабфаках изучали химию, на других — только воду, почву и воздух, на третьих — кислород и водород. Профессор М. М. Попов ставил на стол два сосуда, один из которых был наполнен газом, и просил рабфаковца перелить газ в другой сосуд. Могучий хохот был ответом: «Из пустого в порожнее?!»

Индивидуальному творчеству пришел благополучный конец: Наркомпросом был составлен примерный учебный план, а потом и обязательный, который включал в себя пятнадцать общеобразовательных предметов, в целом соответствующих школьной программе.