Лица

Чарли выросла в небольшом городке на побережье в штате Массачусетс. Ее отец, по профессии каменщик, пошел по призванию в добровольный пожарный отряд. Мать, в прошлом преподавательница в детском саду, перестала работать после рождения младшей сестры Чарли. Девочка родилась отсталой и умерла в четырнадцать лет в специальном заведении, куда родители поместили ее за год до кончины, не в силах больше выдерживать все более и более саморазрушающее поведение. Но тринадцать лет, пока сестра жила дома, Чарли часто приходилось служить ее сиделкой, когда мать одолевали долгие приступы депрессии. После смерти девочки — в то время Чарли исполнилось девятнадцать — депрессии матери вызвали настолько острый флебит, что она уже редко вставала с постели.

Для Чарли Жени представлялась пришелицей из другого мира — блистательного, сверкающего богатством, наполненного иностранными именами.

— Не поверю, что тебе со мной интересно, — как-то сказала она, но Жени так и не поняла, что она имеет в виду.

Жени все еще чувствовала себя иностранкой — слепком кусочков и осколков, которые составляли ее жизнь.

Они понимали друг друга, откровенно делились друг с другом своими мыслями. Но несмотря на близость, каждую формировала своя среда, свое социальное окружение. Отец Жени был видным функционером, опекун — богачом и влиятельнейшим человеком, муж — из семьи Вандергриффов. Жени всю жизнь провела с прислугой.

Чарли ни разу не была замужем, хотя однажды чуть не пошла под венец, когда сблизилась с упаковщиком мяса. И единственной прислугой, которую она знала, была Чарли сама.

Переделать прошлое они не могли и подчас приходили в отчаяние, споря о ценностях и стилях жизни.

К Рождеству Жени купила Чарли двустороннее пальто, с длинным мехом с одной стороны, и предвкушала, как будет его дарить. Чарли все еще носила свое узкое серое шерстяное пальтишко, которое делало ее еще грузнее, чем она была на самом деле.

Но когда на Рождество Чарли открыла сверток, она тут же заявила:

— Мне это не нужно.

— Конечно, нужно, — возразила Жени. — Только примерь. Увидишь, как оно тебе пойдет.

— Ни к чему было тратить на меня столько денег, — проговорила медсестра тусклым голосом, не прикасаясь к подарку.

— Но ты — моя лучшая подруга, — она была рада похвалиться перед Чарли. — У меня еще хватит заплатить за аренду, — пошутила она. — Деньги не самое главное.

— А для меня они важны, — вспыхнула медсестра. — Я зарабатываю достаточно, чтобы купить себе одежду.

— Тогда отдавай обратно, — выпалила Жени. — Я думала, оно тебе понравится, — и повернулась спинок к подруге.

Чарли вздохнула:

— Жени, я знаю, ты хотела сделать как лучше. Но пойми, людей нельзя купить.

Жени резко обернулась:

— С ума сошла? Как я могу тебя «купить»? Я думала, мы подруги, а подругам позволяется дарить друг другу подарки и не подозревать в подкупе, — она почувствовала, как слезы подступают к глазам и бросилась к себе в комнату.

Через несколько минут Чарли постучала в дверь. Когда Жени открыла, та не вошла.

— Извини, — пробормотала она с другой стороны порога, обрамленная дверной притолокой. — Я… я не знаю. Всю свою жизнь я полагалась только на саму себя. И мне не так просто принимать подарки, — она вернулась в гостиную, и Жени последовала за подругой.

Чарли развернула пальто.

— Красивое, — она продела руки в рукава, свободно завязала пояс и повернулась вокруг.

Жени смотрела и думала: «Вот мой ближайший, самый дорогой друг».

— Ты меня тоже извини, — произнесла она. — Я никак не хотела тебя обидеть. Думала, обрадуешься моему подарку.

— Я и радуюсь, — она сказала это заносчиво, точно девчонка, предлагающая: «Попробуй возрази!»

Жени рассмеялась и, подбежав, крепко обняла подругу.

— Чарли! Я просто не могла больше переносить твое шерстяное пальто.

— Паршивенькое, — согласилась медсестра. — Ну как я выгляжу?

— Просто потрясающе.

— И мне так кажется. Знаешь, все они неправы.

— Кто?

— Те, кто говорят, что отдавать труднее, чем брать. Все совсем наоборот. Но мне надо учиться преодолевать трудности.

Жени отступила на шаг, чтобы ее оглядеть.

— Эти туфли. Они совсем сюда не подходят. Давай пойдем и купим…

— Ну уж нет! На рождественское утро мне хватит и одного урока смирения.

30

В новогодний вечер, когда обе подруги были свободны от работы, Жени предложила остаться дома и распить бутылку шампанского.

— По бутылке на каждую, — возразила Чарли. — И я надену свою самую соблазнительную фланелевую ночную рубашку.

— И шлепанцы, как у Микки Мауса?

— А что? На Новый год я становлюсь совсем ненормальной.

— И я тоже, — призналась Жени. — А знаешь, что я надену?

— Подожди, сейчас отгадаю. Фирменное неглиже от Диора, оставшееся у тебя после ночи, проведенной с королем Хуссейном?

Жени рассмеялась:

— Нет, совсем не то. Я подумываю послать к чертям всяческую скромность и нарядиться в кокошник.

— Все вы, русские, психи, — хихикнула Чарли. — Но и я буду тебе под пару во фланелевой рубашке и фламандском чепце.

— Давай. Прекрасно проведем время, — несколько лет Новый год означал для Жени Пела. Но и остаться дома с Чарли показалось ей приятным.