Заметим, что из лекций по философии культа слово «символически» («символически воплощенной идеей») ушло. В 1918 г., когда составлялась эта лекция, слово это, показавшееся нужным в 1914 г., было вычеркнуто. Почему? Видимо, потому, что в указанных лекциях о. Павел хотел еще радикальнее подчеркнуть свою главную интенцию в понимании культа, которую можно обозначить как христианский реализм. Но слово «символически», как бы он ни настаивал на его онтологическом смысле, вносит ненужную многозначность, в частности иллюзионистские коннотации, с ним связанные. Пусть в устах о. Павла слово символизм
равносильно «реализму», если угодно, мистическому, религиозному реализму. Но тем не менее существовали ведь и другие трактовки символизма, далекие от реализма. И поэтому это слово могло вносить путаницу.Итак, платонизм
– рабочий язык христианского культоведения о. Павла. Без подвига веры невозможен «переход к самому пределу» рядов земных явлений (питания, лечения, очищения и т. п.), и поэтому смыслы таинств не раскрываются[217]. Разумеется, встает вопрос о том, как платонизм соотносится с дохристианскими мистериями и в чем специфика связи с ними христианства. Не занимаясь исследованием того, как этот вопрос решается о. Павлом, отметим лишь, что он подчеркивал антиномизм отношения Церкви к языческому религиозному наследию. Церковь, говорит он, и отрицает свою связь с этим наследием и de facto, богослужебно, ее признает[218]. Религиоведческая мысль о. Павла, конечно, эту связь не только признает, но и конкретно выявляет. Но говоря об этом антиномизме, он явно присоединяется к такой позиции. При этом выявляется значимость для него самого антиномизма как такового. Дело в том, что, по мысли Флоренского, без антиномий реальность уплощается: «Отрицание той или другой половины (антиномии. – В. В.), – говорит о. Павел, – ведет к плоскости»[219]. Иными словами, наличие антиномии означает, что наделенный ею предмет обладает глубиной, объемом – жизненной силой, подлинной реальностью.Одно соображение о причине, говоря языком Башляра, «валоризации» антиномии о. Павлом. Дело в том, что платонизм сам немыслим без принципиальной антиномии в его составе. Действительно, что такое платоновская идея? Кратко говоря, это видимое (умом) невидимое как «абсолютный корень» видимого, очищенная до абсолютной видимость вещей, ставшая от подобной ректификации невидимой. Понятие предела в математике, прафеномен у Гёте – все это, можно сказать, разные модели платоновской идеи. И все они применяются о. Павлом. Можно давать и аристотелевские модели платоновской идеи, понимая ее как организующую форму и «энтелехию», как это также делает Флоренский, говоря, например, о церковном учении о Св. Кресте[220]
. Все эти модели задают способы понимания продуцирования чувственного сверхчувственным, которое само, однако, сохраняет чувственность, но абсолютно чистую и мыслимую при этом исключительно как умную зримость (в этом и состоит смысл слова ίδέα и εἰδos – ‘вид, облик’).Платоновско-аристотелевский язык для выражения христианской мысли всегда использовался христианскими мыслителями, и о. Павел продолжает эту традицию. Грань, отделяющая христианский образ мысли от платоновского, лежит не здесь. Она проходит там, где, например, познавательная функция ставится выше спасения, знание – выше любви, где отрицается сотворение мира Богом в пользу вечности мира и т. д. Но поскольку мы остаемся в сфере теории, т. е. логически препарированного умного созерцания предметов как сущностей, то платонизма нам не избежать. Однако это не так, если мы имеем в виду не теорию, а философскую рефлексию не созерцателя, а вовлеченного участника существующего.
Экзистенциальной теории (равно как и теории экзистенции) нет и быть не может, но возможна экзистенциальная философия. И она, принимая некоторые важные моменты платонизма, тем не менее, существенно с ним расходится, используя другой язык. К отдельным элементам этого языка прибегает и о. Павел (призыв, зов, я и ты, свидетель, молитва, вера и т. д.). Но платоновский дискурс у него представлен в большей степени, чем экзистенциальный. Без экзистенциальной составляющей нет христианской философии. Но у разных мыслителей христианской ориентации она проявляется в разной степени. И у о. Павла стержнем его мысли служит не она, а платонизм вместе с «космичностью», что мы выше обозначили как объектоцентризм его философии.