Так что и у того окошка никто не мог стоять, а если и мог, он никак бы его не разглядел. С такого-то расстояния! И уж во всяком случае это не был Раймонд Голайт, потому что в то время он еще преспокойно ходил по музею.
Значит, он все придумал. Точно. Наверняка.
Да, конечно, но Стэну трудно было забыть это лицо и то, как оно глядело сквозь дождь, совсем настоящее и как будто бы неживое.
Стэн сказал, что идет к себе в комнату. Он накрылся с головой одеялом и повернулся так, чтобы лежать спиной к окну. И почему только Папочка до сих пор не повесил ему занавески!
Он слышал, как наверх прошла Флоелла, потом Папочка, мурлыкая что-то, отправился спать. Он слышал, как щелкнул выключатель.
Папочка лег.
Теперь вокруг было совсем темно. Вечерняя суматоха утихла, и улица замерла. Тихо-тихо. А Стэн все никак не мог уснуть.
Снаружи стоял старый черный дом, и на нем плясали лунные блики.
Огромный дом, опасный дом, пустой. Да, пустой. Так сказала Имельда.
Стэн спрятал голову под подушку. Не смотреть. И даже не думать об этом проклятом месте.
Но даже с закрытыми глазами он видел мрачный силуэт, одинокое окошко под крышей и лицо, которое глядит на него, через него, пустыми, пустыми зрачками… И сейчас у окна тоже, может быть, кто-то стоит. Тот, кого ищут повсюду. Раймонд Голайт.
Стэн вскочил на ноги. Он ДОЛЖЕН рассказать Папочке, и пусть тот смеется или называет его фантазером. Он должен рассказать Папочке то, о чем думал весь день. Может быть, все как-нибудь очень легко разъяснится и не надо будет больше бояться, что сходишь с ума.
Может быть, Папочка ему ПОМОЖЕТ, потреплет по волосам и скажет: «Ну что, понял теперь? Топай, спи». Он вышел в коридор. Тихонько толкнул дверь Папочкиной спальни и подкрался к кровати.
— Папочка, — прошептал он.
Никакого ответа.
— Папочка, — повторил он погромче.
Ни звука.
Он стоял и смотрел. Папочка посапывал, лежа на спине. Стэн дотронулся до его плеча. Папочка пробормотал что-то и повернулся на бок.
Стэн отдернул руку. Нет, не надо. Как его разбудишь, когда он так крепко спит? И как ни с того ни с сего заговоришь с ним про дом и про лицо?
«ПОМОГИ, — простонал внутри у него голосок. — ПОМОГИ, Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ДЕЛАТЬ».
Но будить Папочку уже не хотелось.
Он запрыгнул в кровать и прижался щекой к простыне. Ему никогда не было так одиноко. Только когда мама умерла. А больше ни разу.
А когда наконец он заснул, ему приснился странный, полный ужасов сон. Он кричал и хотел убежать, но кто-то звал его, тянул к нему руки и умолял: «Помоги!» Лица не было видно. Только руки и широкие от страха глаза. Не мигая, они смотрели на Стэна.
Опять и опять чей-то голос просил: «Помоги мне, пожалуйста. Потом будет поздно». — «Кто ты? — спрашивал Стэн, катаясь по простыне, сбивая в кучу одеяло, подушку. — Кто же ты?»
Но ему не ответили. Глаза закрылись, а голос шептал теперь совсем невнятно.
Зато где-то рядом раздался смешок. Гадкий, злой, так смеются только жестокие люди, и Стэн всхлипнул, потому что смех приближался и, значит, этот человек сейчас доберется и до него.
Он проснулся. Лоб был мокрым от пота, зубы стучали. Стэн сел на кровати и прислушался. Опять смех.
— Пошел вон! — закричал Стэн и тут только очнулся окончательно.
Стэн посмотрел на часы. Полвторого… Так рано? Ночь только что началась, ей тянуться еще много-много часов. Длинная темная ночь.
И он здесь один.
Он спустил ноги на коврик и постоял, стараясь дышать равномерно, чтобы скорей успокоиться. Ну вот, кажется, прошло.
Стэн повернулся. И посмотрел в окно на деревья, на небо, на дом. И УВИДЕЛ. В сводчатом окошке, высоко, под самой крышей.
Там было лицо, неподвижное и почти прозрачное. Оно немножко поблескивало, как будто изнутри его освещал маленький огонек.
Бледные щеки и лоб и сверкающие глаза. Каждая черточка видна так, что, кажется, можно потрогать пальцем. Вытянуть руку и прислонить ладонь… к чему?
— Н-н-нет, — простонал Стэн. Он не хочет смотреть и не будет, сейчас ляжет спать и…
Но лицо в окне не отпускало. Из темного дома на Стэна не мигая смотрел… нет, не Раймонд Голайт, а совсем другой мальчик. Стэн узнал его сразу.
Только теперь он не ухмылялся, не подмигивал, не скалил зубы.
Вообще не делал ничего такого, что привык делать в жизни Колин Армитадж.
Лицо у Крушителя словно застыло. И было таким же безжизненным, как раньше у Раймонда Голайта.
«НЕ НАДО, Я НЕ ХОЧУ, — лепетал голосок внутри Стэна. — ВЕДЬ ЭТО НЕПРАВДА. ПЕРЕСТАНЬТЕ, Я НЕ ХОЧУ».
Стэн сделал шаг к двери. Надо идти в коридор, там нет окон, оттуда не видно… Тело стало мягким и непослушным. Колени согнулись.
Стэн упал.
11
Долгий день
Рано утром, когда Флоелла забежала зачем-то в его комнату, она увидела брата на полу у окна.
— Ну проснись же, Стэн! Просыпайся! — Флоелла потянула его за рукав, и Стэн наконец открыл глаза. Ему было холодно и неудобно. Почему он спал не в кровати? Чего от него хочет Флоелла? И вдруг он вспомнил.