Лица века

Сам по себе Сталин, по-моему, не был злым человеком. Но неимоверно тяжелая жизнь, которую он прожил, можно сказать, во всех измерениях, коварство и низость, цинизм и жестокость многих, его интеллектуальное, нравственное и социальное одиночество сделали свое. Ради общего дела Сталин не жалел себя и позволял себе не жалеть других. Это далеко не все разделяли. Это не могли ему простить. Не собираюсь высказывать здесь некое окончательное мнение, а тем более кого-то оправдывать. Всегда помню (и советую помнить другим): объяснение не есть оправдание. И здесь как нельзя к месту наказ Спинозы: «Не плакать, не смеяться, а понимать.»

Чего больше было в деятельности Сталина – действительно зла или все-таки добра?

Не сердитесь, но данный вопрос напоминает мне пресловутый лозунг: «Больше демократии, больше социализма». Бывают в жизни случаи, когда личное благополучие приносится в жертву общественному. При этом один теряет все или почти все, но зато выигрывает община. С точки зрения конкретного индивида совершается зло, а с точки зрения общества – добро. Сталин мыслил и поступал именно так. «Краеугольный камень анархизма, – писал он в ранней работе „Анархизм или социализм?“, – личность», освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения массы, коллектива… Краеугольным же камнем марксизма является масса, освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения личности.

В свое время Сталин не видел способов гармонично сбалансировать оба начала и делал все во имя интересов большинства. В тогдашнем конкретно-историческом исполнении это и было добро. Выиграло ли нынешнее российское общество, отбросив прочь этот приоритет?

В. К. Совершил ли Сталин свой «термидор»? И самое главное – как вы трактуете 1937 год и вообще тему сталинских репрессий, ГУЛАГа и т. д., которая для многих стала определяющей, знаковой при оценке Сталина да и чуть ли не всего советского периода нашей истории?

Р. К. Совершил ли Сталин свой «термидор»?

Нет, не совершил.

«Термидором» (по названию одного из месяцев республиканского календаря: часть июля – часть августа) в истории Великой французской революции именуется правый, антиякобинский переворот 1794 года, отстранивший трудящиеся массы от участия во власти и утвердивший неограниченную диктатуру буржуазии. С него начался беспредел частного обогащения и белый террор. «Огромное повышение цен на продовольственные товары, – констатировала 9 января 1795 года газета Бабефа „Трибун народа“. – Приостановка работ. Изгнание рабочих из Парижа… Прекращение производства оружия и одежды. Неизменное покровительство проституции… Возрождение суеверия. Вывоз звонкой монеты. Подрыв доверия к ассигнатам (бумажным деньгам. – Ред.). Отвратительная выгода, извлекаемая из отмены максимума (предельных цен на хлеб. – Ред.)… Воскрешение слов „чернь“, „простонародье“ для обозначения народа… Пагубная свобода действий, предоставляемая ненасытной жадности торговцев… Подсчет в ливрах, су и денье (тогдашняя французская разменная монета. – Ред.), подтверждающий, что рабочий народ более не может существовать». Что тут общего со сталинской практикой?

Известно, что ярлык «термидор» по адресу большинства ЦК употреблял во внутрипартийной борьбе Троцкий. Он сигнализировал об опасности «бюрократического извращения» рабочей власти (то есть о том, о чем предупреждал еще Ленин), но терял чувство меры. Эгоцентрист по натуре, страстный оратор и способный литератор, Троцкий не проявил себя как трезвый аналитик и не имел выдержки, необходимой для длительной и упорной организаторской работы. Поэтому столь часты перехлесты в его суждениях. Многое, что ощущалось всего лишь как негативная тенденция, он принимал уже за свершившийся факт. Доводил свои нападки на Сталина и его соратников до призывов к подрыву советского режима, в том числе через поражение СССР в будущей войне…

Читая сейчас книжку Троцкого «Преданная революция», угадываешь в ней что-то знакомое, но относящееся отнюдь не к сталинским временам. Прочность в тот период системы диктатуры рабочего класса теперь, в свете опыта стольких десятилетий, не вызывает сомнений. Ее серьезнейшим испытанием явились Великая Отечественная война и быстрое восстановление разрушенного захватчиками народного хозяйства. Словом, в споре с Троцким оказался прав Сталин…

Теперь о 1937 годе. Начну с того, что 1937 год – не только и не столько репрессии. Это год успешного завершения второй пятилетки; 100-летия памяти Пушкина, которое вылилось во всенародный фестиваль русского духа; 20-летия Октября; первых выборов, согласно новой Конституции СССР, в Верховный Совет.

Изменения в избирательном законодательстве и законодательной практике означали крупнейшую в послеоктябрьской истории демократическую реформу советской политической системы.