Лица века

«У нас в доме жил какой-то важный немецкий начальник, офицер. Помню, по утрам приходили брить его. А вообще немцы размещались почти во всех избах. Когда Зоя подожгла соседний с нами дом Кареловых и сарай с лошадьми возле него, немцы выскакивали полуодетые. Это я тоже запомнил».

Антонина Семеновна Филиппова, 76 лет:

«За моим домом немцы устроили кузню, где ковали и перековывали своих лошадей. Стоял во дворе молодой вяз – на него нанизывали подковы. Они так и остались потом, заросли. Видите вот это толстенное дерево? Распилите – там железо заросшее».

Больше всего, пожалуй, взволновала меня тогда встреча с 80-летней Марией Ивановной Седовой и ее дочерьми Валентиной и Ниной. Они жили в доме на самом краю деревни, куда немцы сразу привели захваченную Зою и где обыскивали ее. В доме тоже было полно незваных постояльцев. Перестреляли на еду и кур, и овец, поросенка, корову. Перед Рождеством елку срубили около избы (в лес пойти, очевидно, боялись) и установили ее в комнате. Перепились, бросались бутылками в стену, орали песни. А потом вывалились на улицу. Тело казненной Зои оставалось на виселице – для устрашения жителей деревни – полтора месяца, до самого прихода наших, и в ту рождественскую ночь пьяные солдаты еще раз надругались над ним: искололи штыками, кинжалами, отрезали грудь…

Это к вопросу о том, были немцы в Петрищеве или нет.

А к вопросу об опознании – та же Мария Ивановна Седова и две ее дочери рассказали: после освобождения деревни жителям, близко видевшим эту девушку, предъявляли целую стопу комсомольских билетов с девичьими фотографиями. И среди них все смотревшие – каждый сам по себе – признали ее, Зою.

Это первое.

Второе: на опознание, кроме Любови Тимофеевны, знавшей некоторые интимные приметы дочери, приехала также ближайшая подруга Зои по отряду – Клава Милорадова, с которой я тоже встречался. И она знала характерные приметы – на теле, в одежде.

Но и это еще не все. В 1943 году под Смоленском у убитого немецкого офицера, а потом в 1945 году, в Германии, были обнаружены фотографии казни Зои (о том, что ее казнь гитлеровцы фотографировали, писал уже в своем первом очерке в «Правде» Петр Лидов). Так вот, на фотографиях, сделанных в разных ракурсах, Зою узнавали совершенно четко и, думалось, безошибочно.

Думалось… Стая воронов, набросившаяся на свою жертву, терзала и эту уверенность, казавшуюся несомненной!

«Не Зоя, не Зоя, не Зоя!» – каркали они.

Ну мог ли я когда-нибудь вообразить, что в связи с Зоей Космодемьянской, которая с детства была для меня святой, придется прибегать к помощи Научно-исследовательского института судебных экспертиз?

Не пользуются же услугами судебных экспертов для идентификации личностей православных святых.

Но – пришлось. Не для себя, конечно. У меня-то сомнений не было. Чтобы заткнуть глотку всем воронам и воронятам.

Заключение, которое поступило в ответ на официальный запрос, – подробное, обстоятельное, с детальным описанием проделанного исследования, – завершалось вполне определенным утверждением: «На фотографии трупа повешенной девушки запечатлена Зоя Космодемьянская».

Я позвонил тогда проводившему это исследование Александру Александровичу Гусеву – одному из опытнейших и самых квалифицированных специалистов в области судебно-портретной экспертизы.

– Трудная была работа?

– Да, трудная. Но легких у нас не бывает.

– Приходилось ли вам в вашей практике сталкиваться с чем-то подобным?

– Не один раз с 1948 года доводилось устанавливать по фотографиям личности наших партизанских командиров, действовавших в том числе, например, и на территории Польши. У них были измененные имена, различные псевдонимы. Многим удалось вернуть подлинное имя.

– Но ведь Зоя Космодемьянская, согласитесь, имя особенное.

– Да, в народе оно всегда пользовалось особой любовью, и я рад, что внес какую-то лепту в утверждение правды о ней.

– А нет ли сомнения в достоверности результата?

– Ни малейшего. Абсолютно убежден, что вывод полностью соответствует действительности.

Вывод, обнародованный шесть лет назад, казалось, должен был остановить надругательство над памятью Зои, положить конец посмертным мучениям ее.

Но вот опять, как и тогда, я схожу с автобуса на краю той деревни, неся тяжкий груз тревоги в душе.

Знакомый дом – деревянный, просторный, окрашенный в цвет небесной синевы, изрядно поблекшей от времени. Потом мне скажут, что за последние годы «новые русские» уже не раз примеривались закупить это здание, специально построенное в свое время для музея Зои.

Замираю у входа перед знакомыми ее словами, сказанными под виселицей и звучащими сегодня с необыкновенной, забытой силой: «Это счастье – умереть за свой народ!»

И знакомые люди встречают меня: Надежда Серафимовна Ефименкова – директор музея, Татьяна Григорьевна Тенькова и Надежда Владимировна Савосина – научные сотрудники.

Все они работают здесь много лет. Все неотделимы от дорогого их сердцу музея, преданы ему беспредельно и, как могут, дают ему жизнь.