Лица вещей

Разбив телефон о дорогу, я взвесил в правой руке один из пистолетов. Пылинка, в сравнении с мобильником. Для чего Директива подбросила мне их? Да чтобы я мог застрелиться, ясен перец! И это я ей припомню... если появится возможность. Вскрыв сладкой парочке брюхо, я обнаружил в каждом барабане по единственной пуле. Ну ясно. В это мы уже играли. Сразу с двух рук я пальнул в направлении угасающего солнца, представляя, что убиваю циклопа.

Циклоп, видимо, обиделся, потому что меня швырнуло с дороги прямо в бархан. Горячий песок уже остывал, приходила ночь. Ночь в пустыне холодная, еще холоднее, чем вы себе представляете. Поглядев на уродливого оловянного солдатика, я осознал, что к утру у меня отмерзнут не только ноги, но и все остальное. Если даже идти сквозь тьму к Городу, я кончусь на полдороге.

Не судьба?.. Нет возможности?.. Недостаточно заслуг?.. Нет! Нет! Для того ли миновал я плакат "Нет наркотикам!"?

Я раскинул руки, обращаясь к небу, и небо приняло вызов. Моя душа вознеслась к высшей сфере.

К миру, где я не могу жить.

Пустыня победила. Город рассмеялся мне в лицо, отвратительным, позорным смехом старого друга, внезапно оказавшегося врагом. Директива затхло плюнула в спину.

Чтоб им всем...

Гадкий утенок

Он опасался темноты, как большинство детей. Но не потому, что в ее неизвестности могли таиться страшные чудовища, монстры, страшилки из недетских фильмов, просмотренных вместе со взрослыми. Просто в тихом мраке каждая вещь переходила в иную сущность, надевала странную, неподходящую личину и принималась этой личиной его доставать.

Конечно, он не смог бы такими словами объяснить свое состояние, и более того, мысли, проносившиеся незадолго до погружения в сон, не имели ничего общего с ясным изложением идеи. Но. Чем, скажем, отличается, южная звездная ночь, притягивающая взгляд, от квартирной московской? В южной ночи кроме звезд почти ничего нет, а звезды затмевают собой монструозные очертания кустов, деревьев, праздношатающихся человеческих силуэтов. Не на чем сконцентрировать внимание, нечего испугаться. Впрочем, в домах на юге полно здоровенных черных пауков, а столь же юные, как и он, дружки всегда готовы рассказать историю об ОГРОМНЫХ ЧЕРНЫХ ПАУКАХ, приходящих исключительно по ночам, и исключительно к спящим людям, чтобы укусить их насмерть. Но сама ночь... она ласкова. А к отсутствию ядовитых-насмерть пауков привыкаешь довольно быстро.

Квартирная ночь, ночь в его детской, обильна деталями.

Мууууустафааааа Ибрагхим. А, это всего лишь Фредди с верхнего этажа, от соседей. Он всегда там поет. Ну и пусть, Фредди не страшный. Если, конечно, это не зашифрованный Крюгер.

За окном мрачные тени качающихся веток просятся внутрь. Обещают, что не принесут с собой никакого страха. Но он уже их боится, и потому старается в сторону окна не очень часто смотреть. В принципе, можно вообще закрыть глаза, но как тогда увидеть оживший зловещий силуэт настольной лампы, что вдруг спрыгнет на пол и покрадется душить его?..

Да любое шевеление в этой комнате привело бы его в состояние шока.

Чего хочет вон тот костюм на вешалке, и откуда на несуществующей шее человека-невидимки взялись два красных глаза?.. Что, это лампочки на электронных часах?.. Нет... и дверь, кстати, приоткрытая. Надо закрыть. Человеку-невидимке вполне достаточно маленькой щели, чтобы проскользнуть к своей жертве.

Ручка на столе может быть противным дождевым червем... а может быть просто старым патроном. Вторая мировая, и все такое. Книги на полке... солдаты, марширующие зловещими, ровными рядами. Он ненавидел все эти вещи ночью, ненавидел настолько, насколько днем не мог заставить себя испугаться их. И еще больше не любил себя за то, что боится иных лиц. Если черных пауков он все-таки видел, пусть и не ядовитых, но противных и больших, то ожившую иную суть какой-то вещи - нет. Детский страх... он понимал. Он многое понимал. Но не мог избавиться от этого многого. От струящегося по полу паркета, например...

Впрочем, все ночные страхи померкли, когда внешний мир поглотил мальчишку. Внешний мир, полный иными лицами - лицами вещей, человеческими, непроницаемыми предметами, назначение которых вроде и ясно, но при том туманно.

Но пока еще он боялся только темнотных обликов, у него были простые вопросы, на которые он мог искать простые ответы. В своих снах. Про эти сны он никому ничего не рассказывал, потому что верил в их особенность. Надо же ребенку во что-то верить...

Позволю себе уточнение - самому обыкновенному ребенку.

Хотите эпизодик из его дальнейшей жизни? Еще бы. Вы бы во все жизни заглянули, дай вам волю. Но ладно, вопрос морали пока оставим.

Итак:

В постели двое, парень двадцати восьми лет и девушка, которая выглядит существенно моложе своего возраста (уточнять не будем). Она пытается убедить его, что они не делают ничего аморального (так оно и есть, еще не делали, только собирались).

- И потом,- говорит она, чуть надув губки,- смелость города берет.

- А Города? - спрашивает он безнадежно, откидываясь на подушку и глядя в потрескавшийся потолок.