Лица во тьме. Очертя сердце. Недоразумение

Веснушчатая рука подтолкнула к нему кучку — билет и сдачу; стоящий за ним пассажир деликатно кашлянул. Лепра отошел от окошка. Он словно бы перестал быть самим собой, он наблюдал себя со стороны с чувством отрешенности, которое было глубже любой радости. Подземный переход… перрон… два поезда, разделенные широкой платформой… Тот, что слева, — антверпенский. Справа парижский. Он сел в парижский поезд, устроился в первом же свободном купе и закрыл глаза. Очень скоро его сморил сон. Он почти не заметил, как поезд тронулся. Таможенник хлопнул его по плечу. Лепра обшарил свои карманы, пробормотал несколько невнятных слов и снова уснул. Он сознавал, что спит, и никогда еще ему не было так хорошо и так беззаботно. Иногда толчок возвращал его к жизни, он успевал заметить свет ночника, огни, скользящие за окном, и снова мягко погружался в счастливый покой. Когда поезд замедлил ход, он вздохнул, поискал более удобного положения, но вокруг него началась суета, по коридору взад и вперед сновали люди. Лепра встряхнулся и узнал пригород, еще затопленный темнотой. Вдруг он вскочил… Постойте, какой сегодня день?.. Понедельник. Ему стало холодно. Страшная усталость тяжелым мешком навалилась ему на спину. Состав черепашьим шагом двигался вдоль бесконечной платформы, по которой катила вереница тележек. Теперь предстояло сойти с чемоданом, который выглядел таким смешным, и ни одна душа не встречала пристыженного пассажира. Еще не рассвело. Слишком поздно, чтобы снять номер. Или слишком рано. Оставалось только бродить, снова сдав вещи на хранение. По пустынным улицам полз туман, сплошной, как сетка моросящего дождя. Быть может, Евы нет дома. А может, она просто не одна. Но это больше не причиняло боли. Главное было — выкинуть белый флаг, не слишком при этом унизясь. И снова начался долгий, долгий путь среди теней осеннего утра. Лепра рассчитал, что, сделав где-нибудь привал, чтобы выпить кофе и съесть круассан, он придет к семи часам… Должен ли он предупредить ее по телефону? Но тогда она, конечно, откажется его принять. Лучше явиться прямо так, мятым, грязным, но наконец-то искренним. Туман стал таким густым, что он с трудом соображал, куда идет. Он вошел в какой-то бар и долго сидел там, притулившись в тепле заднего зала, где официант поливал опилки. В нем сгущалась какая-то непроглядная печаль, слипшаяся в комок, который мешал ему глубоко вздохнуть. Он так и не доел свой круассан, поняв вдруг, что настал последний этап.

В половине восьмого он прошел мимо комнаты консьержки и закрыл за собой кабину лифта. Спящий дом уходил вниз, в глубину под его ногами. Он откашлялся, прочищая горло. Упруго дрогнув, лифт остановился. Лепра вышел из кабины, закрыв за собой решетчатую дверь. Теперь он заторопился. Скорее! Пусть появится! Пусть узнает!

Он позвонил долгим звонком — из глубины квартиры до него сразу же донеслось постукивание домашних туфель. В прихожей наступила короткая тишина, потом Ева открыла дверь.

— Это я, — сказал Лепра.

Ева отшатнулась, выждала.

— Ну что ж, входи, — сказала она.

Он прошел мимо нее, машинально ощупав свои щеки, несвежие из-за колючей щетины.

— Сними плащ.

Он протянул ей плащ, она повесила его на вешалку. Он посмотрел на нее. Она была в ночной рубашке, короткие волосы растрепаны. Он открыл объятия, потом уронил руки.

— Ева, — прошептал он. — Мелио убил я.

Она взглянула на него в упор. Не выдержав ее взгляда, он отвернулся, потом пошел к спальне.

— Вот и все, — сказал он.

За его спиной Ева натягивала халат.

— Я это знала, — произнесла она. — Знала всегда.

Гнева в ее голосе не было. Казалось, она, как и он, исчерпала все свои силы.

— Ты меня ждала? — спросил он.

— Я надеялась, что ты придешь. Несмотря ни на что, я верила.

— Я в отчаянии. Я считаю себя…

— Садись. Я сварю кофе.

Он присел на край неприбранной постели. Чтобы заставить себя сказать те слова, он весь так сжался, так напрягся, что теперь не мог стоять на ногах, голова кружилась. Он снял ботинки и вытянулся на постели как мертвый, повернув разжатые руки ладонями вверх. Позвякиванье чашек не исторгло его из небытия. Ева погасила люстру. Сквозь задернутые занавески в комнату просочился дневной свет, и, когда они осмелились снова поглядеть друг на друга, казалось, это встретились глазами два призрака. Она заставила его отпить кофе.

— Зачем ты пошел к нему?

— Я знаю, я не должен был этого делать. Но тебе свойственна такая откровенность… такая агрессивность… понимаешь… я предпочел объясниться с ним сам, как мужчина с мужчиной.

— Тебе всегда кажется, что все можно уладить, стоит только показать себя покладистым и любезным!

— Пусть так. Я еще раз признаю свою вину. И все же, захоти он меня выслушать… Но он довел меня до крайности… И я потерял голову. Он так злобно глядел на меня!.. Я ему пригрозил. Он попытался позвать на помощь. Я сдавил ему шею… и вдруг увидел, что он мертв… Потом, конечно, я должен был тебе признаться… сразу же… Но я не посмел… А чем дальше, тем невозможнее становилось для меня заговорить.

— Почему?

— Я бы тебе опротивел. Я и так уже опротивел самому себе.