Лица во тьме. Очертя сердце. Недоразумение

Оцепеневшие, на негнущихся ногах, они спускались по темной лестнице, так, словно ступали по льду. Лепра машинально считал ступени. Площадка второго этажа показалась им огромной. Ева крепко держала руку Лепра в своей и, когда пол скрипел, сильно ее стискивала. Наконец под их ногами оказался цемент. Свет в комнате консьержки погас.

— Дверь заперта, — шепнула Ева. — Достань зажигалку.

Пламя осветило часть стены, кнопку, открывающую дверь. Раздался короткий лязг. Они оказались на улице.

— Не спеши, не спеши! — приговаривала Ева.

Но сама почти бежала. Выйдя на проспект Оперы, они наконец замедлили шаги.

— Который час?

— Без десяти двенадцать, — сказал Лепра. — Хочешь, пойдем ко мне.

Лепра жил на улице Омаль. Они шли молча. Против воли они торопились. Лепра снова видел перед собой ключи, лежащие на полке. Образ потерянных ключей был так четок, что казалось, до них можно дотянуться, он почти чувствовал их тяжесть в своей руке… Мелкие подробности, на которые он не обратил внимания, одна за другой приходили ему на память… Ключей было пять… Они располагались по величине и прятались в кожаный футляр, который застегивался на две кнопки… Может, не дотронься Ева до его руки… в ту минуту было еще не поздно… а потом замок щелкнул, как курок… «Мы мертвы, — подумал он. — Мы идем, но мы мертвые…»

Он назвал свое имя у дверей погруженной в дремоту привратницкой, зажег свет в подъезде. Те же самые жесты. И опять лестница. Прежняя сцена повторялась, как во сне… Может, проснувшись, он найдет ключи… Дверь… Прихожая… Опять рояль… Лепра закрыл глаза, вновь их открыл, чтобы увериться, что он дома, у себя, в безопасности… Ева сняла плащ, вынула из сумочки гребень и начала приводить в порядок прическу.

— Мы как два пугала, — сказала она.

— Что ты будешь пить?

— Мне все равно… Стакан коньяку, и хорошенько разбавь водой.

Ева села на кровать, сбросила туфли. Когда Лепра вернулся с подносом, она все еще о чем-то думала, мягко потирая одну стопу о другую. Лепра наполнил стаканы, подал ей один из них, а сам повалился в кресло. Он так устал, что даже полулежа чувствовал, как мучительно ноет тело.

— Я в отчаянии, — сказал он. — Это непростительная ошибка.

— Ты о чем?

— О ключах.

Ева посмотрела на него невидящим взором человека, которого отвлекли от его мыслей.

— A-а, да, ключи.

— Ты, как видно, не понимаешь, — сказал Лепра. — Но ключи нас выдают.

Ева вытянулась на краю кровати, поджав под себя ноги.

— Ключи, — сказала она, — знал бы ты, как мне на них наплевать.

— Но… полиция…

— Что — полиция? Она найдет ключи, пусть, ну и что?.. Между смертью Мелио и нами никакой связи… Пока полиция не получит пластинку или письмо, она никакой связи не установит…

— Что же тебя гнетет?

Ева не ответила. Она смотрела на Лепра, как смотрела часто, с какой-то нежностью отчаяния. Бывали минуты, когда казалось, что сама она уже не в счет, что жизнь ее больше не волнует, а волнует только этот высокий и хрупкий юноша, которого она в эти минуты исступленно любила, как кого-то, с кем прощаешься навсегда.

— Ничего полиция не получит, — сказал Лепра. — Мы же ничего не нашли.

Чем больше он пил, тем сильнее мучила его жажда. Он налил в стакан одной воды и сел рядом с Евой, которая не отрывала от него взгляда. Распрямив пальцы, он, словно гипнотизер, медленно провел рукой по лбу любовницы.

— Что тебя гнетет? — повторил он.

— Я хочу знать, почему убили Мелио, — сказала она.

Лепра задумчиво пил воду.

— Я тоже, конечно, хочу… Но меня больше всего беспокоит твой комиссар. Смерть твоего мужа уже наводит его на размышления. А теперь вдобавок погибает издатель твоего мужа. Борель начнет искать связь между двумя событиями.

— И не найдет ее.

Лепра вздохнул.

— Хорошо бы ты оказалась права. Тогда нам больше нечего будет бояться!

— Скажи откровенно, — спросила Ева, — смерть Мелио не вызывает у тебя никаких вопросов?

— Конечно, вызывает. Но чем больше я думаю, тем сильнее крепнет во мне уверенность, что к пластинкам эта смерть никакого отношения не имеет. Погоди, сейчас поймешь. Мне уже приходила эта мысль, а теперь она кажется мне бесспорной. Мы предполагали, правда ведь, что Мелио посылал нам пластинки, чтобы отомстить за твоего мужа… Согласна?

— Да…

— В таком случае зачем было убивать Мелио, который так хорошо делал свое дело? Зачем пытаться его заменить, когда он уже показал себя таким беспощадным? Никто никогда не рискнет убить человека, чтобы выполнять потом его работу.

Ева грустно улыбнулась.

— И хитер же ты, — прошептала она.

— Да нет, я просто пытаюсь рассуждать. И утверждаю, что Мелио убили не для того, чтобы захватить оставшиеся пластинки. Я иду дальше: поскольку мы ничего не нашли у Мелио, а Мелио, безусловно, был тем, кто посылал тебе пластинки, стало быть, у него их просто-напросто больше не осталось.

Ева кончиками пальцев дотронулась до губ своего любовника, провела по их извилистой линии.

— Ты ребенок! — сказала она.

Пожав плечами, он осушил свой стакан.