Лицедеи Гора (ЛП)

Ошеломлённый Теменидес бросил растерянный взгляд на Белнара. Тот всё также молча, выложил на стол перед собой ещё три монеты. По залу прокатился вздох удивления. И тогда эти пять монет, целых пять золотых тарнов отчеканенных в самом Аре, зажатые в кулаке разъяренного Теменидеса с Коса, были предложены игроку за его Бину.

— Нет, — снова отказал игрок.

— Отберите её у него, — потребовал Теменидес от Белнара. — Используйте своих солдат.

Белнар бросил мимолётный взгляд на гвардейцев, стоявших у стен.

— Я — гражданин Ара, — заявил игрок. — Как я понимаю, города Брундизиум и Ар, объединены в дружественный союз, вином, солью и огнем, что они являются союзниками, военными и политическими. Если это уже не верно, я хотел бы быть проинформированным об этом, дабы донести это известие в Ар, и сообщить моему Убару об этом изменении в отношениях. Точно так же мне любопытно знать, почему игрок с Коса, насколько я понимаю, не посол, и не вестник, сидит за высоким столом, за столом самого Белнара, Убара этого города. Мне хотелось бы знать, как получилось, что Теменидес с Коса, всего лишь игрок, один из многих ему подобных на том острове, который противостоит союзу Брундизиума и Ара, осмеливается говорить столь нагло? Возможно, в мире произошло что-то, о чём мне не сообщили, например, что Убары теперь исполняют приказы представителей своих врагов, причём даже тех, кто не принадлежит к высшим кастам?

Белнар отвернулся от своих солдат, так и не отдав им никакого приказа.

— У меня есть мои собственные солдаты, — заметил Теменидес. — С Вашего разрешения, Убар, я позову их.

А вот это уже заинтересовало меня дальше некуда. Что-то я не припомню, чтобы члены касты игроков путешествовали с эскортом воинов.

Белнар только пожал плечами, и Теменидес, торжествующе обернулся, водя взглядом по залу, словно ища кого-то.

— Не могу поверить, что Белнар серьёзен, — заметил наш игрок. — Солдаты Коса теперь получили официальное право внутри стен Брундизиума, грабить граждан Ара? Это что, подразумевается в договоре наших городов?

Белнар бесстрастно положил следующую виноградину себе в рот.

— Убар? — позвал его Теменидес.

— У меня есть идея получше, — улыбнулся Белнар. — Он ведь, кажется, игрок. Вот и сыграйте на неё.

Наш игрок сложил руки на груди и вызывающе посмотрел на Теменидеса.

— Убар! — возмущённо воскликнул Теменидес. — Подумайте о моей чести! Я играю на самых престижных досках Коса. А это — какой-то балаганный фигляр, чей удел — игра на карнавалах! Да он даже не член касты игроков!

Белнар лишь пожал плечами.

— Не вздумайте даже предлагать мне, позорить мою касту, снисходя до поединка с этим высокомерным калекой. На мой взгляд, намного благороднее было бы выставить ваших самых лучших фехтовальщиков против какого-либо недалекого мужлана, размахивающего ложкой. Уж лучше прикажите вывести его из зала, подгоняя ударами ремней, как какую-нибудь голую рабыню, за его наглость!

— А мы спросим у моих гостей. Вдруг они сочтут такое соревнование забавным? — поинтересовался Белнар.

Несколько из мужчин в зале хлопнули по плечам, поддерживая Убара. Другие призвали к игре одобрительными возгласами. Я заключил, что среди присутствующих в зале такое унижение Теменидеса, как вынужденная игра со столь недостойным и нелепым противником, всячески приветствовалась. С их стороны это рассматривалось, как некий розыгрыш, возможно несколько жестокий, своего рода широкая гореанская неприличная шутка.

— Убар, не принуждайте меня к этой партии, — попросил Теменидес. — У меня нет никакого желания унизить этого изуродованного калеку больше, чем я уже сделал. Просто прикажите ему отдать женщину мне.

Испуганная Бина бросилась на живот перед игроком. Она, дважды поцеловав доски перед его ногами, поднялась на ладонях и жалобно посмотрела на него.

— Господин, в этом зале для меня нет никакой опасности, я прошу Вас, — сказала она и заплакала, — разрешить мне ползти к нему, чтобы предложить себя для его удовольствий.

— Раздевайся, — прорычал игрок.

Бина мгновенно сорвала со своих бёдер шарф, во время спектакля скрывавший её ошейник. Игрок на какое-то время замер, рассматривая её, стоящую перед ним на коленях, плачущую, вздрагивающую, принадлежащую ему голую рабыню, теперь ставшую его полной собственностью.

— А теперь, — зловеще прошипел игрок, — повтори, что Ты только что сказала?

— Разрешите мне ползти к нему, чтобы предложить себя для его удовольствий, — прошептала Бина непослушными губами и, вскрикнув от боли, кувырком полетела не деревянные доски сцены.

Это игрок внезапно и сильно пнул её в бок. Левое запястье девушки было отмечено браслетом использования. На её шее красовался ошейник. На её бедре темнело выжженное раскалённым железом клеймо. Она была всего лишь испуганной, отброшенной пинком ноги господина рабыней, сквозь слёзы смотрящей на него, наказавшего её за то, что она вызвала его неудовольствие.

— Ты! Принадлежишь! Мне! — раздельно, чётко и зло проговорил он.

— Да, Господин, — всхлипнула она.