Лицедеи Гора

Ведь все еще было время карнавала. Мы обменялись большими глотками из бурдюков друг друга. Поклонившись мне, парень тут же отвалил в сторону, чтобы предложить пагу следующему. Я отстранился, давая дорогу кавалькаде парней на ходулях, изображавших гигантов. Меня много раз толкали, и я счел разумным придерживать рукой свой кошель. Не хотелось бы лишиться денег в такой толчее.

Я держал путь к выходу с площади, проталкиваясь сквозь беснующуюся толпу. Но вдруг был остановлен.

— Господин, — крикнула женщина, становясь передо мной на колени. Она, склонив голову, поцеловала мои ноги, и лишь только после этого подняла лицо ко мне. Я узнал ее. Это была свободная женщина в одной набедренной повязке и бутафорском ошейнике, притворяющаяся рабыней. Мы уже встречались с ней посреди карнавала.

— Чего Тебе надо, — не слишком приветливо поинтересовался я.

— Я промучилась два ана, — сказала она. — Теперь я готова, добровольно, пойти к полке.

Я посмотрел на нее сверху вниз. Надо признать, женщины очень красивы, когда стоят на коленях.

— Пожалуйста, — попросила она, — Господин.

— Иди впереди меня, — приказал я.

Она встала и, испуганно дрожа, начала пробиваться через толпу в сторону закутка с полками удовольствий, а я последовал за ней.

Один раз мы вынуждены были остановиться, оказавшись буквально зажатыми в людской давке.

— Пага? — спросил парень, стоявший около меня, ожидая пока рассосется затор.

Мы, обменявшись бурдюками, сделали по глотку. Лишь только в пробке возникла подвижка и ослабло давление, я вновь последовал за проталкивающейся вперед женщиной.

Подойдя к ножке полки, она остановилась там и обернулась, ожидая меня. Она выбрала одну из полок ремней, в этот момент бывшую незанятой. Дрожа от страха, она заползала на полку, и легла на спину, на широкие, мягкие, плоские, гладкие, удобные переплетенные ремни.

— Я никогда не была на полке прежде, — призналась она.

— Не все они такие удобные, как эта, — заверил я ее.

— Я в этом и не сомневалась, — натянуто улыбнулась она.

Будет рабыне удобно или нет, решать ей хозяину, на основе его предпочтений, я не ее. А она всего лишь рабыня.

— Ты — свободная женщина, — напомнил я. — Тебе не стоит проходить через это.

— Прикоснитесь ко мне, — попросила она, не обратив внимания на мое предупреждение.

— Пага? — предложил изрядно накаченный мужчина, и мы по традиции обменялись глотками.

Он сразу покинул нас, даже не заинтересовавшись женщиной на полке. Скорее всего, он предположил, что она была рабыней, а кого на Горе удивишь таким зрелищем? В конце концов, она была наполовину раздета, в ошейнике, на полке удовольствий.

— Я должна ждать? — спросила она с любопытством.

— Если Ты собираешься притвориться рабыней, — усмехнулся я, — Тебе стоит, по крайней мере, привыкнуть, к тому, чтобы быть осмотренной как рабыня.

— Да, — согласилась она.

— Предположите, что это происходит не на маскараде, — предложил я.

— Я понимаю, — прошептала она, и ее глаза на миг покрылись поволокой.

Я не мог не видеть, что она была напугана. Я видел, что в данный момент она лишь смутно подозревала о том, что это могло бы означать, быть рабыней по-настоящему, безоговорочно и полностью принадлежать владельцу.

— Спрыгивай и беги с этой полки. Торопись домой. Как только я затяну на Тебе эти ремни, для Тебя уже будет слишком поздно.

— Нет, — шепнула она.

— А как на счет уважения и достоинства? — поинтересовался я у нее. — Конечно же, Ты отчаянно желаете их.

— У меня было уважение и достоинство в течение многих лет, — прошипела она, — и эти годы были пусты! Я уже переполнена уважением и достоинством! Хватит! В течение долгих лет меня соблазняли и вводили в заблуждение этими упрощенными, пустыми, противоречивыми понятиями! Хватит! Я больше не хочу уважения и достоинства! Для меня уже очевидно, что они не тот ответ, что нужен мне. Если бы они были таковым, я была бы счастливой, но этого нет! Я не хочу уважения и достоинства! Хватит с меня! Я хочу удовлетворения моих потребностей и правды!

Я видел, что ее сексуальные порывы были слишком сильны, чтобы соответствовать таковым свободной женщины. В ней жила нетерпеливая, отдающая себя рабыня.

— Теперь я хочу быть сокрушенной, управляемой мужчиной. Теперь я хочу занять свое место в порядке природы. Теперь я хочу быть той, кем я всегда была на самом деле, хочу быть женщиной!

Гореане считают, что в каждой женщине живет рабыня. Возможно, в конце концов, так и есть.

Она умоляюще смотрела на меня.

— Ты — свободная женщина, — еще раз напомнил я ей.

Но она лишь отчаянно застонала.

— Так что, может показаться, по крайней мере, согласно правилам, что Ты имеешь право на уважение и достоинство.

— Я никогда не сталкивалась с убедительными доказательствами этих правил, — усмехнулась она. — А Вы?

— И я, нет, — признал я.

— О-о, если бы, я была рабыней, — улыбнулась она. — Тогда мне не пришлось бы интересоваться этими вопросами. Тогда мне осталось бы только следить за своими манерами и стараться полностью ублажать своих владельцев.