Лицедеи

После рождения Гая Грета работала в швейной мастерской, ее заработка вместе с комиссионными за проданные вещи кое-как хватало на содержание семьи. Но недавняя война вызвала страшную нехватку жилья. Люди платили тайком огромные деньги за возможность получить ключ от квартиры или от дома (и по крайней мере одно состояние было нажито в Сиднее именно таким образом). Грете, чтобы «получить ключ», нужно было потратить весь свой годовой заработок. Некоторые квартирные хозяйки относились к ним хорошо, и Гарри думал, что все они, наверное, пытались помочь их семье. Даже у той женщины, которую он ударил щеткой для чистки ковров, вначале, может быть, тоже были самые лучшие намерения. Но как-то так получалось, что шум и беспорядок, неизбежные при четырех детях, мокрые постели, ссоры, простуды, натянутые нервы вечно переутомленной, измученной заботами матери делали свое дело: хозяйки не выдерживали и превращались в злобных придир или тиранок. Когда в Лондоне, разговаривая с Маргарет и Сильвией, Гарри попытался представить себе, какие события повлияли на жизнь Греты, он понял, что в первую очередь это была вовсе не первая мировая война и не эпидемия инфлюэнцы, не годы депрессии или вторая мировая война, — нет, больше всего Грета пострадала от самого заурядного стечения обстоятельств: послевоенной нехватки жилья, когда она наверняка чувствовала себя как бездомная кошка со скулящими котятами. Сильвия и Маргарет не соглашались с ним, они говорили, что Гарри придает такое значение послевоенному жилищному кризису только потому, что помнит их собственные квартирные мытарства, но Гарри стоял на своем и постоянно восхищался матерью, так как в конце концов она сумела без чьей-либо помощи поселить их всех в приличной квартире и найти няню-испанку, о которой они с Розамондой всегда вспоминали с нежностью. При этих словах Сильвия неизменно умолкала, так как плата за Гретины труды — она ходила из дома в дом и предлагала косметику — казалась ей неправдоподобно высокой, и втайне она больше верила громогласным заявлениям Молли, утверждавшей, что Джек Корнок знал Грету дольше, чем говорил всем, и с начала их знакомства давал ей деньги.

Тропинка продолжала идти вниз, в конце глубокой промоины показался треугольник моря.

Догнав Гарри, Сильвия спросила: — Нам хватит времени спуститься к морю и вернуться к машине до темноты?

— Если поторопимся, хватит.

Но когда тропинка круто пошла вниз и в более глубоких промоинах им начали попадаться высокие деревья с гладкими стволами и густыми кронами, почти закрывавшими небо, на руки Сильвии упало несколько капель дождя. Гарри и Сильвия остановились, сквозь сплетение ветвей проглядывало все такое же голубое небо. И все-таки едва они пересекли плоское дно другой промоины, ураган, который на глазах Розамонды пронесся над гаванью, добрался до Чейза и обрушился на них. Гарри и Сильвия, скорчившись, укрылись под выступом огромной серебристо-серой скалы, нависшей над тропинкой, и смотрели, как потоки воды обрушиваются на кустарник, стекают с гребней пересекающих тропинку гряд песчаника и размывают землю.

Вскоре на тропинке появились двое юношей и две девушки. Им было лет по шестнадцать; судя по легкой одежде, дождь захватил их врасплох. Мокрые волосы у всех четверых слиплись, платья, рубашки облепили тела, но они беззаботно шли вперед, будто на небе все так же сияло солнце. Сильвии понравилась беспечность этой компании, ей стало стыдно, что они с Гарри так старательно оберегают себя и свою одежду. Гарри тем не менее ответил отказом на ее предложение покинуть их жалкое убежище и вернуться к машине, поэтому, когда снова появилось солнце и они тронулись в обратный путь (так как было уже поздно идти к морю), Сильвия погрузилась в молчание. Но на плоскогорье на них набросился ветер, и Сильвия обрадовалась, что не промокла. Ветер решительно не хотел подпускать их к машине, Сильвия и Гарри крепко обнялись, нагнули головы и, с трудом передвигая ноги, пошли вперед ему наперекор.

3

В понедельник утром Розамонда позвонила Гермионе.

— Мин, Джэз передал тебе мою просьбу?

— Какую просьбу?

— Значит, не передал!

— Не сердись. Джэзу всего тринадцать. Обычно в таких вещах на него вполне можно положиться.

— Я хотела поговорить с тобой о Теде. Я хотела сказать, что Тед… — Розамонда рассказала Гермионе, что произошло, и добавила: — А теперь я хочу сама произнести эти слова, пока кто-нибудь меня не опередил. Тед — отъявленный негодяй. Тед — жулик.

Гермиона стояла в кухне. Она взглянула на утюг, дожидавшийся ее на гладильной доске, протянула руку и вытащила вилку из розетки.

— Они обсуждали все эти дела в субботу, когда сидели взаперти?

— Видимо, да.

— Просто ужасно.

— Ты очень вежлива.

— Лучше быть невежливой?

Розамонда сидела в кресле, сжавшись в комок. Она снова была одна. Метью, как она и думала, не захотел остаться дома, Доминик, восхищенный отвагой брата, ушел вслед за ним.

— Попробуй забыть о вежливости, Мин, — сказала Розамонда.

— Кто будет возмещать убытки?

— Я только что тебе сказала.