Лицей 2017. Первый выпуск

Тексты всех шести лауреатов несложно найти в интернете. К моменту награждения они были выпущены книгами ограниченным тиражом. Но одно дело — «цифра» и «подарочный» бумажный тираж, и совсем другое — полноценный сборник, да еще и в «Редакции Елены Шубиной». Это уже настоящая путевка в Большую литературу.

Выбор жюри был, поверьте, непростой, даже после почти героической работы Экспертного совета, отобравшего двадцать работ из более двух тысяч, присланных на конкурс. Но если жюри в чем-то и ошиблось, а в него входили очень серьезные литераторы: Максим Амелин, Евгений Бунимович, Мария Ватутина (поэзия), Михаил Визель, Шамиль Идиатуллин, Роман Сенчин (проза), — лично мне не стыдно за наш выбор.

Несколько проще мне говорить о прозе. Три очень разных и очень талантливых текста. Они, как мне кажется, отражают то, что происходит в современной прозе в целом.

Первое место — Кристина Гептинг из Великого Новгорода. Повесть «Плюс жизнь». Написана от лица юноши, ВИЧ-инфицированного от рождения. Звучит страшновато. Другой писатель непременно сделал бы из этой темы такую «пугалку» о страшной России, где все темно и беспросветно. Но пришло какое-то новое поколение писателей. Они не «врачи» и даже не «боль», говоря словами Герцена. Они берутся за социальные темы просто потому, что не вправе быть равнодушными. Берутся энергично, спокойно, даже деловито. Как волонтеры, показанные в последнем фильме Андрея Звягинцева «Нелюбовь». Умные сосредоточенные лица, понимание ситуации, отсутствие лишних действий. Так же и повесть Гептинг — скупа на детали. Она не «давит», не пугает. Она рассказывает. И даже советует. Как жить с этими людьми.

Чтобы оставаться людьми.

Проза Евгении Некрасовой из Подмосковья (второе место) — иного рода. Повесть «Несчастливая Москва» и несколько циклов рассказов. Ее прозу определяют так: новый магический реализм + фольклор + эксперимент. Традиции Платонова, Кафки, отчасти недавно ушедшего от нас Мамлеева, влияние Сорокина, который влияет на современную прозу сильно. Очень яркий, «авторский» язык. Для Гептинг важен не стиль, а тема, которая стиль и задает. Для Некрасовой важен стиль…

И, наконец, москвич Андрей Грачев со сборником рассказов «Немного о семье». Грачев не боится писать просто о простых людях и простых вещах. Не боится описывать производство. Не боится «бытовухи». Его взгляд на мир как будто банален, но это — обманчивое впечатление. Меня удивили два его рассказа — «Муж» и «Жена». Муж любит жену, а она его — нет. Жена любит мужа, а он — нет. Всё просто. Один (одна) любит, другой (другая) — принимает любовь как должное и смотрит в сторону. Но вот, знаете, ничего более точного о семье я не читал. Так ведь и есть. К сожалению.

Сложнее с поэтами. Их сегодня так много, так много… Но на поэте из Курска Владимире Косогове (ударение на третьем слоге) члены жюри сошлись единогласно. Косогов называет себя в стихах «акмеистом седьмого дня». Это неоклассицизм. Нет случайных слов, случайных рифм, случайных строк. «Классическая роза», привитая Владиславом Ходасевичем к «советскому дичку», расцвела и не боится морозов.

Колодец деревенский, перекошенный
Застрял от дома в десяти шагах.
И смотрит в воду ягодою сброшенной
Кустарник на дубовых костылях.

И мой отец без посторонней помощи
Тягучий ил со дна таскал киркой,
Чтоб ковш небесный, безнадежно тонущий,
К утру достал я детскою рукой.

Дана Курская (второе место) пишет стихи так, что их, конечно, лучше не читать, а слушать в авторском исполнении. В широком смысле это называется «слэм», когда реакция публики на музыку или стихи так же важна, как они сами. Так слушали поэтов-«эстрадников» в 60-е годы. Потом это ушло, подверглось остракизму, в моду вошло чтение медленное, «с листа». Сегодня эта традиция возвращается, как и мода на поэтические концерты. Но стихи Курской — не вполне «слэмовые». Они и «с листа» хороши…

За гробом нету ни черта
ни ангела с трубою
какие там еще врата
никто от люльки до креста
не свяжется с тобою

прощаться надо навсегда
по вехам и минутам
какого там еще суда
ты ни туда и ни сюда
и никого не ждут там

и только пыльный василек
растущий за оградой
хоть синий глаз его поблек
встает безверью поперек
не тронь его
не надо.