Лицей 2017. Первый выпуск

Провозившись так восемь минут, Нина открыла все двери и отползла назад, за комод. Люба, увидев Нину на полу голую, безногую и в черных синяках, расплакалась. С собой она принесла две огромные рогатки, пахнущие смолой и деревом. Они оказались свежевыструганными костылями. Люба помогла Нине подняться, принять душ и одеться (не комментируя синяки-отпечатки на бедрах, животе, груди и шее), закрутила узлом левую Нинину штанину, помыла обувь и полы в коридоре, задвинула комод к зеркалу, сварила картошку и потушила овощи. После еды они учились ходить на костылях. Те не были обработаны и царапались. Люба обвязывала подмышники тряпочками и рассказывала Нине, что купила костыли у Киевского вокзала за 35 тыс. рублей. Такси туда от Любиной «Юго-Западной» стоило 6,5, а от «Киевской» досюда 2,5. Пока они ехали до вокзала, одноглазый водитель хохотал и просил ее следить за дорогой справа. Люба говорила это не для упрека и жалобы на траты, а только сухо делилась информацией. Команды волонтеров, приезжавших днем в Москву из регионов и спешивших убраться из нее затемно, раздавали костыли, протезы, еду, медикаменты, но за всем была гигантская очередь. Дети и старики попадали в приоритеты. По желанию родственников им, особенно детям, делали уколы со снотворным, чтобы те не увидели своих и чужих увечий. Сегодняшнее несчастье не тронуло никого младше 14 лет.

Интернет и телевидение в городе отключили, мобильная связь булькала и квакала. Люди тысячами бросились уезжать из Москвы на личных легковушках, специально запущенных автобусах и электричках. Обычный общественный транспорт не работал. Платного и бесплатного такси не хватало, многие машины участвовали в эвакуации. Люди забирали с собой друзей, родственников и соседей. За руль садился не владелец автомобиля, а тот, чье состояние позволяло водить. Любину маму, у которой недоставало правой руки по локоть, вдруг увез на машине вместе со своей второй семьей ее бывший муж, Любин отец. У него нашлись родственники в Воронежской области и не оказалось обеих ног. За руль сел его 13-летний сын, которого он любил очень и научил водить. Карантин отменили, выпускали всех. Сотни тысяч людей не хотели покидать город и решились оставаться здесь, даже с маленькими детьми и старыми родителями. «Например, его тупая жена», — это очень зло сказала Люба, и Нина поняла, что она про своего женатого человека.

Все это время, пока Люба готовила, убиралась и говорила, Нина, стыдясь, рылась по подруге глазами, чтобы понять, чего недостает у той. Пересчитала даже количество пальцев на ее руках — вся десятка находилась на месте. С ножными было неясно, Люба надела свои обычные в Нинином жилье тапки. С большим телом, крупным лицом, скулами и носом, да еще с трудной детской судьбой, Люба всегда казалась старше, но сегодня из нее как будто ушла вся недорасходованная молодость. Заметив поисковые взгляды, Люба молча стянула непривычный на ней широкий свитер и расстегнула мнущуюся под ним белую офисную рубашку. Нина теперь заплакала. Ее собственная фигура всегда была такова, будто ее недодержали, остановили развитие одной мощной кнопкой еще в подростковом возрасте — оставили недоокруглившиеся бедра и грудь. Люба же ходила со всем большим и выпирающим женским. Сейчас на месте обеих грудей у нее было гладкое, пустое кожное пространство с зажившими продолговатыми шрамами — линиями отреза.

— Все равно лучше, чем две головы, — сказала Люба, оделась и села к Нине на кровать. Они молча принялись сидеть.

— Это всего на день, — решила успокоить так их обеих Нина.

— Нет, это на всю жизнь, — сказала уже совсем старая Люба.

— Да нет же. И послушай. Думаю, это всё логично. Ну то есть что это должно было случиться давно — то, что происходит.

— Что должно было? — не поняла Люба.

— Ну всё…

Люба вдруг вскочила и принялась кричать про родителей, насиловавших вчера своих детей, про детей, насиловавших родителей, про тела, найденные сегодня без нижней или верхней части туловища или без голов — в крепостных стенах, про беременных в самый первый день, день уродств, и про другие несчастия. Нина завернулась в одеяло, снова помолчала и спросила, откуда Любе все это известно. Та ответила, что Петя — ловкий журналист, который, кроме всего журналистского, налаживает работу волонтеров. Люба сразу еще сильнее устала, узнала время из своего телефона и засобиралась. Нина уговаривала ее остаться, выпить вина и встретить завтра. Но Люба сказала, что не может пить вино, когда так много людей в городе мучается, и что поедет помогать дальше по этому району.

— Я вписала тебя через волонтерское приложение в очередь на эвакуацию, но там сотни тысяч. Думаю, только на послезавтра… — Люба обняла Нину и ушла в город.