— Я их буду любить, хоть они и против меня. Пусть творят что хотят.
— Очень по-христиански, — с улыбкой заметил Стрельцов.
— Останься у меня, Профессор, поживи. Я гостя в доме не трону, даю слово — отдохнешь, будешь купаться.
— Заманчиво. И что же, свою компанию ты просто распустишь и больше не будешь устраивать тут свои дела?
— О чем тебе нарассказывали?
— Так… по мелочи, — Стрельцов улыбнулся. Он действительно находил это несколько комичным, и лишь ему в ответ улыбнулся Кузьма.
— Да, пробовал я что-то совершить важное для дома, но… Раз им не надо, то мне и подавно.
— Ты про кого все твердишь?
— Полинке, Петровичу. Даже Борьке, — с горечью добавил Кузьма и закрыл глаза на несколько секунд. Солнце слепило, наполняя волны, отражаясь от камней.
Борька опять залаял.
— Что? Надо Борьке порядка? — Кузьма засмеялся, потрепав его как следует. Пес счастливо лаял.
— Какая встреча, — мрачно сказала Марина. — Вижу, он все такой же.
Она уселась на камне четвертой, прямо за спиной Кузьмы. Тот развалился полусидя и почти касался ее. Стрельцов ждал, что вот-вот командир обернется и обомлеет. Но время шло, Кузьма все щурился на воду и не чувствовал присутствия призрака. Стрельцов стал терять терпение и уже кивал Марине, чтобы она показалась.
— Ладно, пойду, надо Борьку покормить. Никто же о нем не заботился, пока я не приехал, — объявил Кузьма, ударяя себя по коленям и поднимаясь. — Один он у меня на белом свете, если так подумать.
— А дочка? Ты точно в порядке, командир? Может, я могу что-нибудь сделать?
— Дочка… Ради нее вроде как затевалось, а теперь… Но я рад видеть тебя, Профессор. Тебя я всегда рад видеть — молодец, что приехал.
Кузьма побрел по камням в сторону тропы на подъем. Утесы здесь были крутые и высокие, прямо из них, впившись жилистыми корнями, прорастали пицундские сосны, чью тяжесть время клонило к воде. Стрельцов крикнул вдогонку:
— А что насчет укров, командир?!
— Ты о чем? — Кузьма обернулся.
— Он меня не увидит, дурачок, — едко сообщила Марина.
— За тобой не охотятся? Не замечал слежки?
— Здесь? Да кому я тут нужен? Фронт далеко.
— Ну, расскажешь ему? — усмехнулась Марина. — Благородный друг.
Стрельцова приятно обдувал ветер, последние соленые капли высыхали на нем, пока Кузьма ждал ответа. Так и не дождавшись, он отвернулся и пошел своей дорогой, бросив напоследок:
— В Краю безопасно, приходи к нам. У меня в доме всегда для тебя место! Борька, ко мне!
Когда Кузьма ушел, Марина воскликнула:
— Не доверяй ему! Ты же понимаешь, что он все помнит либо может вспомнить в любой момент!
— Он же обещал: простил, прошлое позабыто, зла не держит, — пробормотал Стрельцов.
— Он не сказал, что простил.
— Он меня назвал верным. Это для него важно.
— Сам себя слышишь? Для него важно, чтобы все делали, что он говорит, вот и волнуется из-за верности. Он прикажет тебе, и ты побежишь исполнять. И все вернется! Ты реально веришь, что он простит? Идиот, это же Кузьма! Нельзя было приезжать!..
— Марина, я знаю, что делаю. Все идет как надо. Скоро он распустит отряд, останется один.
— Уговаривай себя сколько хочешь. Стоит ему призвать тебя, и ты опять пойдешь как миленький! Как был его солдатом, так и остался!
Кровь прилила к лицу Стрельцова. Что-то замкнуло в сознании, и он ослеп от прорвавшейся наружу ненависти, которую так старался спрятать от живых. Вскочив на ноги, он исступленно заорал на безразличное море:
— Не пойду, не пойду, не пойду!!!
Глава пятнадцатая
День спустя Кузьма сообщил «отряду» о своем решении.
— А как же художник? — удивился Егор. — Подожди, а как же наркоторговцы, черти?..
— Кузьма, мы столько денег на оружие потратили, — осторожно заметил Павел.
— Только весело стало, — разочарованно буркнул Никита.
Лишь Петр молчал и смотрел на командира со сдержанным одобрением. Они снова сидели вокруг керосинки, но были гораздо ближе друг другу, чем обычно. Каждое лицо было освещено тусклыми оранжевыми полосами.
— Я, если честно, не ожидал, — принялся за свое Егор, прождав ответа недолго. — Рисует, значится, человек богохульства, какую-то гадость, попросту говоря, а мы ему это спустим?!
— Пусть рисует, — мрачно ответил Кузьма. — Каждый может рисовать что хочет. Он же не заставляет их покупать.
— А, вот ты как запел? Раньше тебя это не смущало! Что вдруг? Ты картину зачем купил? — не успокаивался Егор.
— Что-то ты мне надоел. Много спрашиваешь. И вообще, если у тебя зуб на него свой личный…
— Да пошел ты! Ты кем себя считаешь?! Мы тебе доверяли! Ты нас всех под статью подведешь! Тебе-то ничего не будет, герой, мать его, а нам?
— Вам тоже ничего не будет.
— Ничего? — спросил Петр.
— За прежнее, — пояснил Кузьма.
Он заметил, что Егор и Никита переглядываются и что в глазах Егора мельтешит злобный огонек.
— У вас воля, что делать, — сказал Кузьма. — Но на своей земле.
— То есть?
— В поселке буду я, но мы больше наступать не станем. Ни на кого. Только защищать. Если придется и если полиция не будет ничего делать. А так… каждый вправе делать свое. И художник тоже.