Юрок вскочил и в два шага оказался рядом с Катей, занёс руку, словно пытался не нанести удар, но напугать. Катя отшатнулась. Он поймал её запястье и с силой сжал.
— Слышь, коза, откуда таз здесь? Ты хочешь соседей затопить? Смотри, как вздулся паркет уже от воды!
— Это линолеум.
— Что ты сказала?
Юрок смотрел, как белеют костяшки на руке, придерживающей халат, и ощущал себя невероятно сильным. Это было редкое чувство в его жизни. Как и все его коллеги, Юрок пришёл в охрану на время. Но, как и остальным охранникам, ему вдруг понравилась власть хотя бы над мелкими магазинными воришками. Он чуял волнение детей, когда проходил мимо полок со сладостями, поглаживая гладкую чёрную дубинку. В такие моменты его серые глаза как будто тоже становились чёрными, как его дубинка, как его форма, как пластиковый пакет, который выдавали на кассе.
— Это линолеум, не паркет, — неожиданно отчеканила Катя.
— А я хозяин здесь, а не хрен с горы. А ты никто и звать тебя никак!
— Мне кажется, вы перегибаете палку.
— Ты сейчас договоришься, и я тебе закину палку! — Юрок по привычке погладил бедро, где обычно у него висела дубинка. — Это что такое? Тебе ванны мало?
Он сверлил маленькими зрачками следы от мокрых ног на полу и сырое полотенце. Катя поджала губы и пальцы на ещё розовых распаренных ногах.
— Ладно, зато знаю, что деньги не на салоны красоты тратишь, — как будто смягчился Юрок.
— Мне зарплата должна прийти в понедельник, — сказала Катя уже не так уверенно, как минутой ранее про паркет. — Я вам сразу перечислю.
— Не, я на это не куплюсь. Или плати, или выметайся. Что-то не нравится — выметайся, но всё равно плати.
Катя вытерла следы полотенцем и унесла его в ванную, куда ещё не проник запах хвойного одеколона Юрка. Сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и поняла, что ей тяжело дышать от того, как туго она затянула на талии бабушкин махровый халат.
— Катюха, ну ты где? В Караганде? Выходи.
— Да, секунду.
Катя полезла в телефон и проверила в очередной раз банковское приложение. На карте по-прежнему было денег на одну поездку в метро. Она набросала несколько предложений в заметках, перечитала, добавила смайлик и разослала немногочисленным приятелям.
В комнате царил Юрок. Он рассматривал корешки книг, будто видел их впервые. Некоторые брал в руки, вертел и возвращал в шкаф, но не на прежнее место, а куда-нибудь рядом. Водил скрюченным пальцем по тоненьким деревянным рейкам, недовольно морщился и размазывал пыльный войлок по штанине.
— А я думал, ты чистюля, — Юрок облокотился на книжные полки. — Катюх, ну чего делать будем? Как договоримся? Может, ты мне педикюр сделаешь?
— Я уже написала коллегам, попросила в долг, — Катя решила не показывать Юрку, как она его боится.
— О, вот и узнаешь, кому ты нужна на этом свете. Хотя по своему опыту могу сказать, что никому.
Телефон завибрировал в махровом кармане. Рука Кати потянулась за новостями.
— Ну чего там? — Юрок цокнул языком.
— Мне перевели половину суммы, — Катя застучала пальцами по экрану телефона. — Я перекину вам сейчас. А остальное в понедельник, ладно?
— Ты в уши долбишься, что ли? Мне нужны все двадцать косарей. Не десять, не пятнадцать — двадцать. И не на телефон, а вот сюда, — Юрок вывернул карман брюк и улыбнулся, как будто довольный своей находчивостью и артистизмом.
— Юрий, простите, вы не могли бы выбирать выражения?
— Слушай меня сюда, коза: у меня пока ещё глаза мандой не зашиты, и я вижу, во что ты хату превращаешь.
Юрок потел и кислым своим запахом постепенно проникал в Катю. Она сужала ноздри, будто настраивала фильтр. Но когда он взмахнул руками, запах ударил по носу. Катя посмотрела на закрытую форточку. В наследство от предыдущих жильцов ей досталась сломанная ручка. Одна часть торчала из рамы, другая валялась между стёклами среди мёртвых мух и выгорала на солнце. Она склеила части, и теперь ей казалось, что стоит подойти к окну, как Юрок заметит пластиковый блеск скотча на пожелтелой ручке и обвинит её в порче имущества.
— Ты хахаля, что ли, ждёшь?
Приятно брякнуло банковское уведомление. Катя отвернулась, чтобы проверить баланс. Юрок схватил её за локоть и силой развернул к себе. Он вдруг почувствовал себя отрицательным героем голливудского фильма, но только с хорошим для него финалом. Мысль так понравилась ему, что он вдруг выпрямился, расправил грудь, потянулся макушкой к старой люстре и в зеркале заметил, как по-новому села на нём чоповская куртка.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной. Что за неуважение? — процедил Юрок и уставился на оголившееся Катино плечо.
— Всё! Отправила вашей маме на карточку, — Катя сначала перевела деньги, затем спрятала плечо.
— Куда ты отправила? — спросил Юрок всё ещё зло, но уже не так уверенно.
— Ваша мама дала мне карточку пенсионную, — запинаясь, ответила Катя и пожалела. Она вдруг представила его мать, которая в её фантазиях на фоне почерневшего от злости Юрка стала совсем белой. Представила, что он прохаживается по худой её спине дубинкой, которую под страхом штрафа, прячась от камер видеонаблюдения, утаскивает с работы.