Лицеист

Дверь гостиной распахнулась и врезалась в стену. С такой силой, что сама же не выдержала, хрустнула и повисла на одной петле. Ворвавшийся внутрь крохотный смерч опрокинул столик, сдвинул на полметра тяжеленный диван вместе с Андреем Георгиевичем, прокатился по стенам вдоль книжных шкафов, расколол стекло в окне – и стих.

И только потом появился сам дед. Я уже давно, а может, и вовсе еще никогда – не видел его таким. Сварливый, но в общем-то безвредный и забывчивый старикан исчез, и на его месте появился князь Горчаков. Почти столетний, уставший, но все еще грозный глава древнего рода.

Проняло даже Андрея Георгиевича.

– Александр Константинович, вы бы поостереглись… – тоскливо вздохнул безопасник. – Сердечко-то…

– Постучит еще мое сердечко, Андрюша! – рявкнул дед. – Я, может, и старый, но пока в своем уме. Знаю, какая паскуда за нас взялась… знаю! Видать, всех со свету сжить решила. Только хрен им, не дождутся!

На моей памяти дед всегда ходил медленно, опираясь на палку – уже лет пять больные ноги его почти не слушались, заставляя большую часть дня проводить или в кабинете, или на лавке во дворе, грея на солнце старые кости. А теперь он вдруг пролетел через половину гостиной одним махом. Шагал грузно – так, что стены дрожали, но уверенно. А тяжеленная трость с металлическим набалдашником из верной помощницы, можно сказать, третьей ноги, вдруг превратилась в игрушку.

А то и в оружие. Я вдруг подумал, что если посмею спорить – с деда станется огреть меня этой дурой по хребту.

– Совсем страх потеряли… но ничего! – Дед плюхнулся в свободное кресло и повторил: – Ничего, Андрюша… Мы им еще такое устроим, что век помнить будут!

Чуть стихший было голос снова взорвался громом – и книжные шкафы хором клацнули о стены, а многострадальная дверь скрипнула единственной уцелевшей петлей. Дед устало откинулся на спинку, отер пот со лба и принялся расстегивать ворот. Даже в легком летнем костюме ему, похоже, было слишком жарко… или просто не хватало воздуха.

– Дед… – Я приподнялся. – Ты чего?

– Сиди! Не сломаюсь…

Дед легонько ударил кулаком о подлокотник, и меня швырнуло обратно с такой силой, что хрустнуло кресло. Я тут же смолк: проверять на себе мощь рвущегося на волю Дара главы рода не хотелось от слова совсем. Дед не показывал горя, но и скрыть не мог. Оно намертво сплеталось со злобой и гневом, напитывая дряхлое и немощное тело… но и цена была немалой.

Я не мог распознать никаких плетений. То ли они оказались слишком сложными и мудреными для моего понимания, то ли дед вообще не стал возиться с заклятьями и подпитывал себя чистой энергией Дара… Может быть, даже воззвал к Источнику.

Но если так – дело совсем плохо.

– Значит так, Андрюша, слушай сюда. – Голос деда чуть подрагивал, но не утратил и крупицы мощи. – Перво-наперво – распорядись, чтобы Костю домой отвезли, в Елизаветино… Не дело ему в подвале больничном лежать со всякой швалью.

– Александр Константиныч, не положено…

– Обойдутся! – рявкнул дед. – А не то выйду да сам объясню, что им положено, а чего нет.

– Понял, ваше сиятельство. – Андрей Георгиевич склонил голову, не решившись спорить. – Сделаем, как пожелаете.

– Значит, это – раз. Два – вот этого… янычара! – Дед вытянул руку и указал на меня скрюченным пальцем. – Тоже в усадьбу… и запереть так, чтобы носа не высунул!

– Дед, ты чего? – пробормотал я. – Тут же такое творится… А я там сидеть буду?

– Цыц! Сказано – значит, будешь. – Дед обратил грозные очи на Андрея Георгиевича. – Вызывай своих молодых, Андрюша. Хоть пятерых, хоть дюжину – стеречь. И его, и дом. И скажи: что случится с внуком – головой ответят. И если хоть один волосок… Понял?

– Понял, – покорно кивнул безопасник. – Сделаю.

– Это – два. – Дед понемногу успокаивался. – А три, Андрюша – собирай наших. Всех. Кто чего должен – напомни!

– Александр Константиныч… – Безопасник с тоской посмотрел на меня – и тут же отвел взгляд. – Так это же значит…

– Значит, воевать будем, Андрюша, – закончил за него дед. – И никак иначе.

– Да разве можно, ваше сиятельство?.. Не разобравшись-то…

– А тут и разбираться нечего, Андрюша. – Дед кровожадно ухмыльнулся – и вдруг заорал: – Внука моего убили!!!

Дверь сорвалась с оставшейся петли и рухнула на пол. Кресло вместе со мной протащило по полу метр или полтора, а все до одного окна гостиной брызнули стеклянной крошкой. Дед взорвался могучей вспышкой – и тут же стих. Его глаза влажно поблескивали, но когда он снова заговорил, голос звучал ровно.

– Внука моего, родную кровь… понимаешь, Андрюша? Наследника! – Дед громыхнул тростью об пол. – Князя Горчакова! Не я это начал, но я закончу. Сам костьми лягу, а эту падаль Воронцовскую со света сживу… Да так, что не вспомнят!

Я уже думал о чем-то подобном… и, похоже, не ошибся: случилось именно то, чего так опасался Багратион. Кто-то – или сам Воронцов, или один из его покровителей – решил смыть оскорбление кровью… и дед не собирался оставаться в долгу.

– Александр Константинович, – осторожно заговорил Андрей Георгиевич, – вы же должны понимать, что государыня…