Лицемеры

– Как это нет? – толстяк щелкнул ногтем по козырьку. – А это что, по-твоему?

Дик грустно усмехнулся. Этот Чип явно из крепких ребят, раз ему хватало духу с иронией подходить к тому, что он бездомен. Дик сам был из таких.

Из дома ему пришлось уйти лет в девятнадцать. Его буквально выдавило из дверей под напором Питера, его отца, и его противоречивых бредней, которых Дику следовало придерживаться, пока живет на его территории и скотского обращения, терпеть которое становилось с каждым годом все труднее. В какой-то момент это стало вопросом выживания его достоинства. Он собрал пожитки, которые осмелился назвать своими, – а это было непросто сделать в доме, в котором, по словам отца, не было ни одной вещи, которую бы Дик заслужил, – и слинял.

Что же касается матери, Долорес, то, конечно, она сопротивлялась. Здравому смыслу. С некоторыми сомнениями она все же всегда и во всем была на стороне отца, впрочем, она не оставляла надежд, что всё изменится. Но когда Дик пытался выяснить, что же именно должно, по ее мнению, измениться, в ответ летели только оскорбления. Тезисы, как их называл Дик, в надежде услышать основания, но их никогда не было. Или они звучали, но только в виде других напастей.

Лишь к девятнадцати годам Дику хватило ума понять, что основанием был сам факт его существования бок о бок с ними. Они не могли в этом признаться ни ему, ни себе, поэтому объясняли все его проступками. Надо ли говорить, что правила, которые он преступал, взаимоисключались?

Дик, ты уже достаточно взрослый, почему мы должны тебя кормить? Уже здоровый лоб, а все сидишь на нашей шее. Покупай еду себе сам.

На еду денег он, видите ли, заработал, а сахар можно и у нас потихоньку отсыпать? Как же ты жалок, Дик. Как ты будешь жить с людьми, тебя ведь ни одна девушка не потерпит…

Покупаешь теперь все только для себя, складываешь в свой жалкий уголок в холодильнике, а о других не думаешь, Дик? Может, тогда купишь себе собственный холодильник? Господи, кого же мы воспитали…

Зачем ты это купил, Дик? Нам? Нет, не нужны нам твои подачки. Жри это сам, не обляпайся.

Обляпал? Как это не ты, а кто еще это мог быть? Нет, это не Леон, он не бывает на кухне! Только ты всё всегда портишь! Ты хоть что-нибудь здесь сделал сам, чтобы с чужим так обращаться? Как же ты надоел!

И так было во всем. Дик честно пытался не давать своими действиями повода для скандала, даже не догадываясь, что он и есть повод.

Во всяком случае с момента, как он начал кочевать с койки на койку у кого придется вплоть до того, пока не научился снимать жилье сам, его отношения с семьей стали если не сердечными, то по крайней мере теплее, чем раньше. Мать по телефону грезила о заботе, которую не желала проявлять при встрече, а отец просто молчал – его рот неприязненно сжался и больше не извергал ругательств и унижений. А это уже само по себе было достижение.

– Можешь пожить у меня, если хочешь.

Чип задумчиво потеребил свой галстук.

– Я точно много места не займу?

– Там пусто. Одни стены, – заверил Дик, с раздражением вспомнив хозяев квартирки, которую арендовал. Те скупились растрачиваться на интерьер, предложив Дику самому докупать мебель, если его что-то не устраивает.

– Ну что ж, тогда с меня жрачка… – гоготнул толстяк, перебросив галстук через плечо. – Где тебя подождать?

– В смысле?

– У тебя же еще рабочий день до семи длится.

– Откуда ты… А-а, в картах прочел? Думаю, справятся и без меня. Свою работу на сегодня, можно сказать, закончил…

– Не хочешь показываться на глаза Жаклин? – Синие глаза Чипа проницательно сузились.

Дик ответил ему раздраженной гримасой.

– Зачем тебе этот галстук?

Чип заботливо провел по нему ладонью.

– Я его называю планом Б.

Съемная квартира Дика располагалась в довольно грязном неблагополучном райончике, кишащим семьями мигрантов. На углах возле заборов, в опущенных на глаза капюшонах, скучали как будто бы без дела чернокожие ребята. Тонкие стены панельных домов то и дело пробивал грубый мужской гогот, а иногда и крики, от которых не удавалось почувствовать себя в безопасности даже сидя в четырех стенах. Дик не стал бы приглашать к себе в гости Жаклин, даже если бы та на этом настаивала.

Не успел он открыть дверь в квартиру, как Чип, словно пес с прогулки, ворвался внутрь и стал бегать, осматривать и щупать гардины над окнами, люстру в гостиной и даже багетку для штор в ванной.

– Тут крепкие винты? – спросил он у Дика, слегка подергивая люстру.

– Не задавался этим вопросом. А зачем они тебе сдались?

Чип задернул занавески.

– Для моего плана Б.

– Поясни, – не понял Дик, хотя его уже охватила неприятная догадка.

– Этот галстук, – объяснил толстяк, – на случай, если мне придется срочно удавиться, прежде чем они загонят меня в угол.

– А за что тебя ищут? – Дик ужаснулся и в то же время едва сдержал улыбку. Толстяку вряд ли удастся реализовать задуманное, насколько крепкими бы винты не казались.

– Ну явно не за испорченный терминал в бургерной…

– А за что?