Лицензия для Робин Гуда

У Краснова затекла шея, он опустил голову и исподволь наблюдал за Ипсиланти. Георг представительный, тридцати семи лет, внушает уважение и трепет (особенно преступникам) одним суровым видом. Черные с проседью волосы, густые и почти до плеч, вызывают обоснованную зависть у Краснова, имеющего раннюю плешь. Зависть вызывает и тот факт, что Ипсиланти – любимец женщин, причем принимает это как должное, то есть бессовестно пользуется своей внешностью, расстается с женщинами без сожаления и мук совести, ходит об руку с удачей. Краснов же во всех смыслах обыкновенный. Но внутри он поэт и маэстро, тонкая натура. Правда, никто этого не замечает.

– Георг Маркович! – выглянул из подъезда милиционер. – Есть!

Ипсиланти и Краснов поднялись на четвертый этаж, через люк вылезли на крышу. Труп увидели сразу, возле него толпились оперативники и омоновцы.

– У-у, – разочарованно протянул Краснов. – В нагрузку к Фисуну еще один.

Это был труп совсем молоденького парня с простреленным глазом. Лежал он на боку, поджав ноги. Рядом с его рукой валялся пистолет с глушителем. Ипсиланти подошел к бордюру – красота, а не точка: вся улица, как на ладони, а тебя снизу вряд ли видно.

– Пожалуй, вообще не видно, – произнес Ипсиланти.

– Что ты сказал? – не расслышал Краснов, стоявший над трупом и с сожалением качавший головой.

– Говорю, меткость у него хорошая.

– Была, – добавил Краснов. – Странно... Заказчики грохнули киллера прямо на месте преступления? Хм, выходит, у нас двойное убийство. – Подумал и добавил еще: – У тебя полка с «глухарями» есть? Заведи – мой тебе совет.

– Не понял... – Ипсиланти приблизился к трупу, но в упор рассматривал зампрокурора. – Хочешь сказать, что я, – он подчеркнул местоимение «я», – не раскрою убийства? Ну, нет, я не позволю какому-то гаденышу, стреляющему с крыш, подмочить мою репутацию.

– Георг, это не первое, не второе, даже не пятое заказное убийство в городе. Тебе просто пока везло, что не попадались дела такого рода.

– Думаешь, маньяка или убийцу, расчленившего труп, найти легче? – высокомерно приподнял подбородок Ипсиланти.

– Не спорю, не легче. А вообще... с тобой спорить – здоровье терять. Заказуха готовится тщательно, поэтому раскрываемость мизерная. Ну, сколько у нас нераскрытых заказух? Лично я со счета сбился. Правда, трупов в нагрузку не было, но все когда-то случается впервые... – И он уставился на труп у ног.

– Хочешь пари? – вошел в азарт Ипсиланти.

– Да ради бога! Я с удовольствием у тебя выиграю. Что получит выигравший?

– Коньяк... м... ящик.

Ипсиланти протянул руку, Краснов взялся за его ладонь и опустил глаза вниз – между ними лежал труп. Получилось случайно, а вдруг это плохая примета? Краснов был жутко суеверным человеком. Но, может, и наоборот, это даже символично – заключение пари над только что убитым? Собственно, Краснов доволен: ведь Ипсиланти вынужден теперь будет из кожи лезть, а убийцу найти, что не так-то просто сделать. На всякий случай он предупредил Георга:

– Но учти, это должен быть настоящий убийца, а не липовый, не кто-то случайный, на кого тебе вздумается «повесить» сегодняшние два трупа. Иначе будешь должен мне два ящика. Короче, я держу тебя на контроле, понял?

– Хм, – хмыкнул Ипсиланти. – Идет. Ребята, разбейте...

Жена Фисуна Марьяна перестала голосить, едва отъехала последняя машина. Она включила свет во всем доме, в комнатах и коридорах – ей было страшно. И все же отпустила тех, кто должен был охранять покой Фисунов, в одиночестве ждала новостей. Время от времени Марьяна брала трубку и звонила в больницу, но ей отвечали, что операция еще не кончилась.

– Когда же она кончится! – в сердцах бросала трубку у ног, затем ее взгляд хищно нацеливался на картину, висевшую на стене напротив, Марьяна замирала.

Не степь ковыльная ее привлекала, не восход солнца на картине, а то, что пряталось за полотном. Из состояния столбняка Марьяну выводил попугай, начинавший вдруг гортанно выкрикивать:

– Дай пожрать! Бакс хочет Марьяну. Трахнуться хочет Бакс!

– Заткнись, урод, – бормотала она, с ненавистью поглядывая на птицу.

– Заткнись, урод! – повторял Бакс радостно.

Эта гадость на жердочке в гостиной последнее время повторяла все, что ей удавалось услышать, а папаша Фисун приходил в дикий восторг. Не думала Марьяна, что ненависть возможна к глупой птице, которая механически повторяет набор слов, вбитых в ее тупую голову тупым папой Фисуном. Но серый увалень с кривым огромным клювом раздражал ее ежедневно. Его пух летал повсюду, попадая в тарелки, отчего Марьяну выворачивало. Специфический запах от него она чувствовала даже в ванной, а мерзкие лапы с когтями, как у вампира, переступающие по спиленному сучку, вызывали постоянное чувство омерзения, особенно во время приема гостей, когда ели и пили в гостиной. И цепь гремела сутками, будто по дому бродит призрак. Папа Фисун посадил Бакса на цепь, как собаку, а эта тварь любит полетать, погрызть мебель, свалить парочку дорогих предметов интерьера.