Лицензия для Робин Гуда

На Олега Мятежного смотрели два округлых глаза, чем-то похожих на кошачьи. В них не было мольбы, ужаса, надежды, лишь понимание неизбежности. Девушка лежала на боку, свернувшись калачиком, и даже не пошевелилась, когда ее нашел Мятежный. Она показалась ему неживой, копией настоящей девушки. Но вот из обоих глаз покатились слезы. Крупные и прозрачные, в них отсвечивались блики от люстры. Ни всхлипываний, сопровождающих слезы, ни вздрагиваний, когда беззвучные рыдания сотрясают тело. А слезы катились. Одна за одной. И подумал Мятежный, что эта девчонка не могла уложить трех мужиков, как рассказывал Ипсиланти. Не входит она и в клан, такие живут обычной жизнью, не причиняя никому вреда. А он, мужчина, должен отдать этого беззащитного котенка в лапы Калюжника. Что тот с ней сделает? Олег не помнил, чтобы Калюжник был так одержим в поисках, значит, она ему здорово насолила. Он ее сначала растерзает, а потом... И ужаснулся Мятежный, представив, что ждет его, а не ее. Всю оставшуюся жизнь, до самой смерти, он будет видеть эти глаза, которые не ждут от него благородства. Нет, не ждут. Они не дадут ему спать спокойно, не дадут есть, жить...

– Шумнешь, нас обоих прикончат, поняла? – тихо сказал он.

Нечто благодарное мелькнуло в расширенных зрачках, девушка робко кивнула всего один раз. Он накрыл ее покрывалом и спрыгнул с пуфика. Поставив его на место, Мятежный спустился вниз.

– Никого, – сказал. – Я и на люстрах смотрел.

– А я что говорила? – воспрянула духом Марьяна. – У меня никого нет. Люда вышла из такси...

– Кончай стрекотать, – вяло бросил Калюжник. Он был разочарован. Нет, он просто был зол, только не показывал этого. – Где она живет? Адрес, быстро.

– Я не знаю. Познакомилась с ней на вокзале, ей негде жить, вот и привела ее к себе...

– Ты же говорила, она домой поехала.

– Не ври! – огрызнулась Марьяна. – Я такого не говорила. К подруге она поехала.

– Собирайся, – приказал Калюжник.

– Куда? – сжалась Марьяна.

– С нами пойдешь. И объяснишь Клоку, где твоя подружка и почему ты надула его, сбежав с ней из ресторана.

– Надо ему, пусть сам приезжает...

– Я сказал, собирайся! – гаркнул Калюжник.

Марьяна вздрогнула и вынуждена была подчиниться. Она не понимала, куда делась Людмила, но раз ее не нашли, то она как-то исчезла из дома. Может, сообразит куда-нибудь сообщить о происшествии в доме?

Глава 30

С раннего утра Юля, листая справочник, обзванивала поликлиники, справлялась, есть ли у них психолог и в какое время он принимает. Оказалось, вчера вояжировали по городу напрасно, далеко не во всех поликлиниках держат психологов. Идея пришла Герасиму: а что если узнать точно, когда и где работают психологи, и показать всех мальчику. К счастью, Тимофей сказал, что запомнил тетеньку, заставлявшую его заниматься «мурой», добавив хвастливо:

– У меня хорошая память.

– А поликлинику не помнишь, – заметил Вий.

Попутно Юля выяснила, что кабинеты психологов есть во многих женских консультациях, а также в детских поликлиниках. Короче, число точек, которые надо не просто объехать, а сделать так, чтобы Тима увидел психологов, выросло. Тимофея нарядили в брюки, но при этом в девчоночьи туфли, девчоночью куртку, на голову водрузили парик с длинными волосами, чтобы ни у кого не было сомнений, что это девочка. В дополнение руки парня дали девчачью сумочку. Оглядев его с ног до головы, Дар спросил:

– Готов, Тимофей?

– Йес, сэр.

Тиме не нравилась девчачья одежда, но ему довольно быстро втолковали, что от этого зависит жизнь Людмилы. Тима, попавший три раза в обстоятельства, когда его жизнь висела на волоске, к сборам отнесся с ответственностью, как вполне взрослый мужчина. Решено было начать с детских поликлиник, ведь Люда, скорее всего, водила его к детскому психологу. Вий перекрестил их, когда Дар, Юля и Тимофей выходили из номера. Заметив насмешливый взгляд Герасима, он проворчал:

– На всякий случай.

Она не знала, сколько прошло времени, не чувствовала занемевшей нижней половины тела, задыхалась под покрывалом и не решалась его отбросить. Долгая тишина давила на уши. Когда снизу раздавались гортанные выкрики, Люда вздрагивала, потом замирала и не сразу догадывалась, что это попугай Бакс выдает свой словарный запас или гремит цепью. Потом снова надолго устанавливалась тишина. Иногда Люда впадала в забытье. Вряд ли его можно назвать сном, потому что полного провала не было, но отключение от действительности все же наступало.

В какой-то момент она вообще перестала ощущать тело, затруднилось дыхание. Люда откинула покрывало. И ничего не случилось. Через штору, которую неплотно задернул Мятежный, просачивался свет нового дня. Люда перевернулась на спину, вытянула ноги, которые свесились со шкафа, полежала так, чувствуя сильное покалывание в мышцах. Попробовала пошевелить ногой и рукой, на которых лежала, – они просто не двигались. Нужно время, сообразила она и лежала, лежала уже на спине.