Лицензия на happy end

Получила! Получила благословение от батюшки на добрые дела, теперь ей и страшиться нечего. Теперь за ней не только совесть, что изъела похлеще колорадского жука лист картофельный, теперь за ней еще и сам господь! Уж он-то не оставит ее в правом деле. Он направит и поможет. А то видано ли дело мирным днем под чистым небом людей убивать!

Первый раз она стерпела, когда Ваньку Голощихина отравили.

Если уж до конца честной быть перед богом и самой собой, то не верила она, что отравили его. Так и грезилось, что выжрал он чего-нибудь гадкого. Пил ведь, покойник, все, что плескалось.

Девушке она опять же помогла убежать, когда хотели ту заставить отвечать за смерть горького пьяницы. И по доброте своей и по справедливости не могла Катерина отравить его! Так подсказывало тете Маше сердце, так оно теперь и выходило.

Так это что касалось Голощихина Ваньки – пропащего во всех отношениях человека. Здесь тетя Маша если и взяла грех на душу, то совсем крохотный, незначительный. Но вот что началось потом!..

Два дня назад, когда тетя Маша шла с рынка, ее остановил вдруг ни с того ни с сего Митюня. Она и говорить с ним не собиралась. Не очень-то надо лясы точить с кем попало. Не любила она его по многим причинам, тут еще одна добавилась – тащила назад свою тележку с яблоками, не продала ничего. Только время потеряла по жаре да надорвалась с яблоками с этими. Тут еще соседа послал ей окаянный.

– Слышь, теть Маш, чего скажу. – Митюня скалился небритой рожей в ее сторону, чего-то интенсивно пережевывая.

– Чего тебе? – Она строго глянула на него из-под косынки и отвернулась тут же к своей калитке, начав греметь щеколдой.

– Мужики-то у тебя тоже были?

– Какие мужики? – Она сразу насторожилась, вспомнив двоих, что задавали ей много вопросов, ткнув предварительно под самые брови какую-то книжицу.

– Те самые, те самые, че ты прикидываешься? – попытался вдруг обидеться Митюня и непонятно с какой стати тут же полез в ее тележку. – О, яблочки! Чего назад везешь? Не продала? Давай я у тебя все оптом скуплю, тетя Маша. Подешевле будет, зато без хлопот.

– Обойдусь! – зло покосилась она на него. – Тоже мне скупщик нашелся! Говори, чего надо, и ступай себе с богом. Устала я!

Митюня не спешил, звучно похрустывая ее яблоком. Дождался, пока она отопрет калитку, вкатит тележку с яблоками на свое подворье. Дошел следом за ней до крыльца и как брякнет:

– Убили мужика-то одного, тетя Маша.

У нее аж сердце зашлось. Тут же вспомнился тот, у которого глаза были добрыми и печальными, что все про Катерину спрашивал. Второй-то уж больно въедливым был и не особо запомнился, он, кстати, ей и документ в лицо совал. А вот второго запомнила хорошо. Симпатичный и вежливый, и Катерину, судя по всему, любил. Очень переживал за нее.

– Это которого же?! – ахнула она, оседая на ступеньках.

– Терехов, говорят, его фамилия, – продолжал бубнить с набитым ртом Митюня. – Вроде большая шишка был. Народу от его конторы понаехало. Весь город вверх ногами перетряхнули, болтают. А чего они от тебя хотели, теть Маш?

– А тебе чего? – слабо огрызнулась она, сообразив, что убитый – как раз тот, что не очень ей глянулся.

Но дело разве в ее симпатиях?! Убивать разве след из-за того, кто кому нравится или нет?! Молодой же был совсем, и семья наверняка осиротела.

Ой, беда, беда горькая! Все ходили, вопросы задавали, вреда никому не делали. За что же убивать?!

– Наверное, слишком близко к кому-то подступились, – будто расслышав ее мысли, обронил Митюня и глянул на нее с подозрением. – А ты чего сомлела, теть Маш? Чего так перепугалась? Чего-то утаила от следственных органов или как?

Гад этот Митюня, как в воду глядел! Утаила она, давно таила, думала, что все это так и останется ее тайной и ничьей больше. А видишь, что делается! Видимо, нельзя больше молчать, раз люди гибнут. Видимо, придется ей всю правду рассказать где следует. Ее-то не убьют. Побоятся. Это поначалу она думала, что бандюги ей ту гадкую угрозу в конверте на крыльцо подбросили. Потом сообразила, чьих рук это дело. Теперь вот утвердилась в своем мнении.

– О чем умолчала, теть Маш? Чего-то знаешь, нет? – Митюня вдруг присел к ней на ступеньках и глянул прямо в душу заплывшими своими поросячьими глазенками. – Ты смотри, теть Маш, лишнему человеку, главное, не ляпни. Главное, надо знать, кому сказать. Ведь иное слово может либо жизни, либо целого состояния стоить. Ведь можно и заработать на том, что знаешь. И…

– А ну-ка геть отседова, паскудник! – отшатнулась от него тетя Маша и замахнулась в него чистым рушником, сорвав его с тележки. – Ступай быстро, коммерсант хренов!!! Нечего мне продавать, понял! Ничего не знаю, не ведаю, ступай!

Митюня, скроив недовольную гримасу, убрался восвояси. А она целый вечер провела в молитвах. И плакала, и прощения просила, да так разошлась, что на два дня слегла с давлением. А как оклемалась, сразу в церковь пошла. Только там решила она правды искать. Только там ей помочь способны и советом, и укором, если надо…

В милицию идти она собралась этим же днем. Вернулась из церкви, покушала, помолилась еще на дорогу и, прихватив из серванта тот злополучный конверт с угрозой, пошла.

– Вам к кому конкретно надо, бабуля?

Пожилой мужик за стеклом смотрел на нее с усталым упреком. Без тебя забот полон рот, тут ты еще со своим ободранным огородом приперлась, читалось в его понуром лице. Он и смотреть на нее тут же почти перестал, начав говорить с кем-то по телефону. Ее это нисколько не смутило. Жизнь прожила долгую, научилась терпеть и ждать. Да и паренек в костюме ей тут же на помощь пришел. Он рядом с дежурной частью все крутился. Наблюдал вроде. А как дежурный перестал на нее обращать внимание, сразу спросил:

– Вы по какому делу в милицию, мамаша? Случилось что?

– А вы кто, если интересуетесь? – вопросом на вопрос ответила тетя Маша.

Первому встречному, даже такому симпатичному и прилично одетому, она не собиралась все выкладывать. Ей документ требовался. Он ей его и показал. И был он – его документ – как две капли похож на тот, что совал ей под нос убитый ныне парень.

– Ага… – задумчиво проговорила тетя Маша, возвращая парню корочки. – Стало быть, вы и есть то большое начальство, что к нам в город приехало из-за убийства вашего товарища?

– Оно самое, – кивнул парень, настораживаясь.

– Вот и хорошо. Веди тогда к своему начальнику, с ним и стану говорить.

Парень не стал с ней спорить и повел прямиком в кабинет начальника милиции. Тетя Маша шла за ним следом, на ходу соображая, как и с чего начнет рассказывать. Так ни до чего не додумалась, не успела.

– Входите. – Он распахнул перед ней дверь начальника милиции.

Тетя Маша вошла и едва не ахнула.

Народу-то, народу! Тут и начальник их отделения милиции, только с чего-то сидит не на своем месте, а чуть в сторонке, будто сместить его уже успели. На его месте за столом какой-то дядька неулыбчивый, без формы. В рубашке с короткими рукавами и при галстуке. Еще два широкоплечих детины возле окна стояли. Между ними на стульях маялся тот самый парень, что приходил к ней и про Катю спрашивал. Местные милиционеры под стендами на стульях друг к другу жались, и что-то больно кислым был их вид.

– Здравствуйте, – она слегка наклонила голову в сторону дядьки при галстуке. – Можно войти?

– Входите, – буркнул тот неприветливо, вопросительно глянув на ее сопровождающего.

– Женщина сказала, что у нее имеется информация по поводу убийства Терехова, товарищ полковник, – забормотал тот и тут же поспешил улизнуть за дверь.

– Да? – не удивился вроде бы полковник, указав ей на стул. – Проходите, присаживайтесь. Что у вас?

– У меня?

Тетя Маша помялась немного, юркнула глазами в сторону Дедкова, тот смотрел на нее, не отрываясь. Будто силился что-то сказать ей, да не имел права. Ну, ничего, она и сама справится. Она им сейчас…

– Вот что у меня. – Она достала из кошелька картонный прямоугольник, обернутый целлофаном, развернула его и фотографией вверх положила его на стол перед полковником. – Вот что у меня.

– Что это? – Полковник взял его в руки, глянул на фотографию и медленно зачитал: – Охотничий билет Мишина Бориса Ивановича. Ну! И что?

– Знаете такого? – Она развернулась всем корпусом к местным милиционерам.

Те синхронно закивали.

– Молодцы, – похвалила она. – Это наш участковый, товарищ полковник. Мишин Борис Иванович. Участковым он у нас уж годов, почитай, десять на улице Дзержинского.

– Это понятно, а при чем тут вот это? – Он помахал охотничьим билетом в воздухе. – Как у вас оказался этот документ?

– Вот с этого надо и начинать, – вздохнула она, стыдливо опуская голову. – Как нашла я его, так покоя мне не стало, товарищ полковник. А потом и вовсе в землю зарыла вместе с курткой. Пускай, думаю, земля хранит все секреты. Мне не по силам. А видишь, как все оборачивается. Сначала на Катерину охоту начали, теперь вот на ребят.

И она с горечью махнула рукой в сторону Дедкова.

– Та-а-ак! Кто-нибудь что-нибудь понял? Я лично нет! – Полковник швырнул охотничий билет на стол и сердито забарабанил пальцами по столу. – Кто-нибудь объяснит?

– Он потерял его, – подал голос начальник милиции, наливаясь краской. – По весне потерял. Гражданка, видимо, нашла. Что здесь удивительного, и как это может быть связано с убийством гражданина Терехова, я не пойму и…

– Только гражданка его не нашла, а купила, – перебила его с фырканьем тетя Маша. – Купила вместе с курткой, которую Ванька Голощихин продавал. В ту куртку, он Катерине Старковой рассказывал, и была сумка с деньгами завернута.

– А я что говорил!!! – подскочил со своего места Дедков. – Я ведь то же самое почти говорил! Мишин это, больше некому!

Подняться ему не дали. Тот парень, что стоял слева от него, быстро наложил лапу на его плечо и вдавил Дедкова обратно в сиденье казенного стула.

– Говорил, говорил, – пробурчал полковник. – Ты, Дедков, говорил, что в этом деле чуть ли не вся местная милиция замешана, а выходит… Так, давайте-ка мы сейчас рассредоточимся и поговорим с каждым по отдельности. И, думаю, уже для протокола.

Для протокола тетя Маша говорила долго и обстоятельно. Все без утайки. И про то, как куртку чужую, купив, начала было отмывать да на документ наткнулась. Как долго вчитывалась в буквы, вглядывалась в фотографию, охала и ахала и рот рукой зажимала, не зная, что и подумать. Думала, думала, сопоставляла со всем, что ей было известно на тот момент, да и решила до поры до времени все это дело припрятать понадежнее. Про то, что решила тогда схоронить в земле на веки вечные, она умолчала благоразумно.

– А что же вас натолкнуло на мысль прийти в милицию именно теперь? – хитро поблескивая карими глазами, спросил с улыбкой полковник.

– Так… так убили же парня! А за что?! – заполошно всплеснула она руками. – Сначала Катя пропала без вести. А потом вот и его… И тут еще эта записка в конверте. Я же очень долго размышляла над ней.

Она и правда с замиранием сердца все ждала в гости бандитов. Каждый день ждала. Но никто к ней, кроме соседок да участкового, не приходил.

– А с какой целью приходил Мишин? – вставил полковник, без устали смоля сигарету за сигаретой. – Что он хотел от вас?

– В том-то и дело, что ничего толком не говорил. А нет-нет да и про Катю спросит. Как придет, так все разговор на нее сводит. Ему-то что за печаль про нее знать? Разве же то его дело, ей интересоваться? Тут не захочешь, да подумаешь.

– О чем?

– О том, что какой-то интерес у него до нее есть. Тут еще этот билет охотничий. Он мне просто покоя не давал. Все думала и думала, как он мог в той куртке оказаться?! Куртка ведь убитого парня, так? Того, что на дороге подстрелили?

– Его, точно, – кивнул полковник.

– Ну вот! Я и говорю, как мог билет его там оказаться?! – И она уставилась на полковника с любопытством.

Неужели же ничего ей так и не расскажет в благодарность за помощь следствию?

– Билет… Билет этот для него, как оказалось, получал днем раньше пропавший без вести Алексей. – Полковник назвал фамилию милиционера, открывшего стрельбу в ночь аварии на дороге. – А вот для чего он его в карман куртки засунул, теперь уже никто не узнает.

– Тоже убили?! – ахнула тетя Маша.

– Да. Убил его Мишин. Показания дает теперь, как под диктовку шпарит, извините за такое выражение. Они очень дружны были между собой. Погибший и ваш участковый… Только ему Алексей и признался, что деньги вместе с курткой украл из машины погибшего. Только не сказал, где спрятал. То ли не успел, то ли решил не торопиться. А билет мог и для подстраховки в карман засунуть, чтобы повод для шантажа у него всегда имелся, чтобы не мог его соучастник выдать. А мог просто и обронить… Когда после случившегося бандиты приехали за своими деньгами и начали поочередно пытать милиционеров, бывших в ту ночь в оцеплении на дороге, Алексей испугался и сбежал. И никому ни единым словом не обмолвился куда. Но пути господни, как известно, неисповедимы. И попался он на глаза вдове одного из погибших милиционеров. Та узнала его и никому ничего не сказала, кроме…

– Мишину сболтнула?! – ахнула, догадавшись, тетя Маша.

– Ему, – кивнул полковник. – Он ведь навещал ее и деньгами помогал. Не только ее, кстати, но и другую вдову навещал. И просил, если слух какой-то про Лешу просочится, сразу ему доложить. Она и доложила по простоте душевной и в знак благодарности за помощь. Остальное для Мишина оказалось делом техники. Он нашел Алексея, обещал ему помочь скрыться понадежнее, обещал деньги привезти для дележа, вывез ночью из города и убил, недолго думая. Труп спрятал. И жил бы себе наш Мишин долго, обеспеченно и счастливо, не явись в ваш город Старкова, которой от нечего делать вдруг взбрело в голову начать собственное расследование. Н-да… Наворотили дел, господа хорошие…

Они помолчали, а потом тетя Маша вдруг спохватилась:

– А деньги-то где?! Деньги-то ведь были у Ваньки Голощихина. Куда же он их подевал, мерзавец?! Все болтал, что в милицию снес.

– Так и не врал он нисколько. Только не носил он, а милиция сама в лице вашего участкового за ними к нему явилась. По описи все приняла и подписку взяла о неразглашении государственной тайны. Бред! Чистый бред! Как можно запугать простой липовой бумажкой со штампом рядового обывателя… – Полковник покачал седой головой. – Тут еще тот факт сыграл свою роль, что деньги эти бандиты искали. Голощихин был очень напуган, потому и молчал. А когда Катерина взялась навещать вашего Голощихина, Мишин, перепугавшись, что тот проболтается, попросту его отравил. Очень грамотно все обставив и с ее отпечатками, и со временем посещения. Если бы не вы, она бы уже сидела на нарах давно. Разбирайся потом…

– Ох и ирод!!! Как таких земля только носит!!! – Тетя Маша неистово перекрестилась. – Не врал, выходит, Ванька! А мы все над ним смеялись, царствие ему небесное. А что же с парнем-то теперь будет?

– Это с которым?

– С тем, что Катю искал? Показалось мне, что будто под охраной он вашей. Так нет?

– Это вы про Дедкова, – догадался полковник. – А ничего ему не будет. Благодарность бы объявить, да уж больно не ко времени. Погиб наш сотрудник…

– А его кто же?! Тоже Мишин убил?!

– Не он сам, племянник его с другом. Следили они за ними, с первого дня их прибытия в ваш город следили. Когда поняли, что те прямиком к вдове подались, перепугались, что та все разболтает. Доложили Мишину, он приказал действовать по обстановке. Убийством Терехова они хотели напугать Дедкова, а скорее всего, не скройся Кирилл из города, и его участь была бы предрешена. Где-нибудь в темном переулке и его пригрели бы. Так-то…

– А Катя-то, Катя где? Жива ли?! – Тетя Маша вцепилась в уголки своей косынки, повязанной под подбородком. – Уж больно этот парень по ней убивался.

– Жива, жива, Катерина. Она молодец, – полковник улыбнулся. – Благодаря ей и показаниям еще некоторых людей нам удалось ликвидировать очень серьезную банду. Очень! Теперь уже господину Хромину ни за что не соскочить. Никакой тесть не поможет, а про адвокатов и говорить нечего. У нас теперь свидетели имеются из числа людей, к нему приближенных. Бывший муж Старковой говорит не остановить. Гувернантка – молодая девушка – все рассказала под протокол. Не побоялась даже мести этого матерого бандита, пришла сама, не дожидаясь вызова по повестке. Ну да ничего. Ей бояться нечего. Сумеем претворить в действие новшество по защите свидетелей. Спасем девчонку от мести Хромина.

– Это кто же такой-то? Не слыхала…

– И слава богу, тетя Маша, – не хотел, да рассмеялся полковник. – Руки у этого человека по самые плечи в крови. Пожизненное ему светит, как ни крути…