Лицензия на happy end

– Эй, а ну погодь! – вдруг разозлилась она, загородив проход растопыренными руками. – А ты кто такой будешь? Деловой тоже! Заселяла, не заселяла, я тут много кого заселяла, и что теперь?! В дом ко мне надо ломиться?! А ну документы показывай, умник!

Он удивился вроде, но спорить не стал. Полез в карман брюк. Достал какие-то корочки и сунул ей их разворот под самый нос. Будто она что рассмотреть могла в темноте да с перепугу такого.

– Терехов Василий Николаевич, – продиктовал он с догадливой ухмылкой.

Понял, конечно, что с таким же успехом мог ей в нос и рулон туалетной бумаги сунуть.

– И дальше что? – не думала сдаваться тетя Маша.

– Я следователь особого отдела. – И он скороговоркой назвал ей свое ведомство. – Очень нужно поговорить о Кате, поверьте.

– Говори.

– Может, в дом пройдем, – предложил второй. – А то у вас тут каждый визит сенсация. Все окна в соседних домах любопытными, будто мухами, засижены. Нас не стоит бояться. Мы Катины друзья. И только что были в вашем отделении милиции. Так что про наш визит к вам они знают. Никакого вреда вашему здоровью мы не причиним. Я – Дедков Кирилл. Можно без отчества. Зовите меня просто Кириллом. Вам Катя обо мне ничего не говорила?

Ничего она ей о нем не говорила. Ей было чем голову себе забить, девчонке этой любопытной. Вот до чего оно доводит – любопытство это гнусное!..

Тетя Маша покачала головой, продолжая их в упор разглядывать.

Друзья, друзья, а друзья ли они на самом деле, кто знает! Может, это как раз те, что письмо ей на порог подбросили. Собирались с ней встретиться, вот и явились.

– Входите, – обреченно промямлила она, отступая в дом.

Коль уж они решили, все равно войдут. По костям ее, но войдут. Пускай уж по ее доброй воле. Да и соседи, правда, будто в цирке, за всем наблюдали. Если что, сообщат куда следует.

В коридоре она заставила их снять ботинки. Потом они прошли следом за ней в горницу. Расселись по стульям, будто петухи на жердочках. Помолчали, а потом тот, что в нос ей корочки совал, начал.

– Сразу поясню, чтобы не создалось у вас ложного представления, – тут же оговорился он. – Мы с Кириллом приехали в этот город не с каким-то специальным поручением от своего начальства. Мы приехали вызволить Катерину из беды. А она в нее попала, судя по всему. Причем ситуация достаточно серьезная. Время упущено. Неясностей много. Вы знаете, что ее обвиняют в убийстве?

Тетя Маша очень долго обдумывала свой ответ. Мужики ждать устали. Но она не торопилась. Хватит уже торопиться, пожалуй!

Она обводила свои стены взглядом, с неудовольствием отмечая, что в левом углу опять поползла трещина от самого потолка до пола. Занавески на окнах подорвались снизу. Дочка который месяц сулится свои отдать, но все тянет, жалко, что ли, добра такого. Хотя не жадная вроде. Ковер вот на пол ей постелила. Чашки с блесками отдала в сервант. Правда, сначала из этого самого серванта забрала, а потом назад вернула. Люстра тоже дочкина с висюльками. Сказала, что теперь она не модная. А матери все сгодится. Матери можно все снести, как на свалку. И люстры, и кастрюли эмалированные. Они теперь в таких не готовят. У них теперь все крышки стеклянные. А какая разница? Вкусную похлебку из какой кастрюли не наливать…

– Что Катерину обвиняют в убийстве, слыхала, – осторожно молвила тетя Маша. – Только не в убийстве, а будто отравила она Ваньку, что ли. Такое вроде что-то болтали.

– А отравление – это не убийство разве? – с насмешкой удивился тот противный, что при документе был.

– Не знаю. – Тетя Маша с неудовольствием поджала губы.

По ее старческому разумению, убийством было то, когда стреляли из пистолета или ружья. Ну, или ножом резали. А отравление…

Разве же то убийство? Его, может, и не травил никто, алкаша этого. Он мог сам дряни какой-нибудь выпить и окочуриться. У Голощихина, у него ведь как было – подожжет жижу какую-нибудь, если горит, он пьет. Не горит, все равно пьет. Вот мог и выпить.

– Да нет, – качнул головой симпатичный и печальный мужчина, который немного тете Маше даже нравился. – В его крови был обнаружен яд специфического содержания. Такой ни в одном растворителе не содержится. Это вполне конкретный яд. Так что…

– Ух ты! Да кому же он понадобился, этот придурок, упокой господи его грешную душу? – не хотела, да возмутилась тетя Маша, всплеснув руками. – Кому надо его травить, болтуна этого?! Ходил тут всю весну, болтал невесть что, потом пил горькую. А теперь вот за него люди приличные страдать должны.

– Вы меня извините, пожалуйста, что перебиваю, – вкрадчиво начал Терехов, выразительно посмотрев на часы. – Но факт отравления доказан экспертизой. В бутылке, что нашлась под его столом на кухне, были остатки портвейна, они не отравлены. А вот в стакане яд. И стакан этот украшают отпечатки пальцев Старковой. Исходя из этого, следствие сделало вывод…

– А откуда они знают, что это Катькины отпечатки? Она что, преступница беглая, что про ее пальцы всем известно? Или она им в милиции их оставила, когда туда ходила? – вполне резонно изумилась тетя Маша, удивив визитеров едва не до обморока.