Лицо для Сумасшедшей принцессы

Впрочем, идти под венец с пока совершенно незнакомой ему княжной Лилуиллой Генриху тоже мечталось не очень-то. Ибо мечталось ему совершенно о другом. Вернее, о другой особе: вредной, самодеятельной и несговорчивой до безобразия. Но, как говорится, коли взялся за гуж – не говори, что не дюж! Поэтому Генрих обреченно вздыхал, вынимал из-за пазухи портрет прекрасной эльфийки и пытливо всматривался в нежное девичье лицо. «Упасите Пресветлые боги от неприятной неожиданности, – навязчиво вертелось в голове. – Ну как окажется эта красотка обычной заносчивой гордячкой, а еще чего хуже – просто банальной дурочкой…» Генрих жалобно вздыхал в сотый раз, в глубине души надеясь, что, узнав о его громких подвигах на ниве спасения благородных девиц, Ульрика тут же приревнует и, испугавшись слухов о сватовстве сильфа к высокородной княжне, со всех ног примчится в Силь, как робкая и смиренная кошечка. Но в противовес мечтам трезвый рассудок неумолимо подсказывал: как же, жди! Разве такая примчится? Да эта кошечка более горазда острые коготки показывать, чем любовно мурлыкать и тереться о мужскую руку! И де Грей распоследними словами клял свой несдержанный язык, необдуманно давший обещание жениться на Лилуилле. Ох, и путное ли это дело – жениться от горя да назло?..

Увлеченный собственными нерадостными мыслями, он поймал себя на том, что уже довольно долго и отчего-то излишне пристально присматривается к одному и тому же гигантскому валуну. Хотя, если разобраться, вроде бы ничего особенного в этой каменюке не выявлялось – валун как валун. Но уж очень хорошо вписывается он в ландшафт водопада. Мириады легчайших капелек воды, висящие в воздухе над перекатами и образующие сияющую радугу, оседают на этот валун точно так же, как и на все прочие. Это до барона с Марвином водяная пыль не долетает, потому что место стоянки выбрано на сухой ровной площадке да на значительном удалении от рокочущих порогов. А громадный серый камень так и окутывается тончайшей водяной завесой.

Но тут Генрих приложил руку к бровям и прищурил карие глаза: вот что странно – на других камнях вода так и лежит прозрачными холодными каплями, а этот валун весь окружен едва заметным облачком непрерывно испаряющейся влаги. Подозрительно как-то. Получается, камень теплый?

– Вот гоблины срамные! – радостно выдохнул барон. – Так это же и не камень вовсе! – Он понимающе хмыкнул и заорал что есть мочи: – Эткин, а Эткин, морда твоя наглая, ну хватит уже дрыхнуть-то!

Серая, неприметная на первый взгляд каменюка угловатой формы неожиданно потянулась, развернулась, выставила мощную когтистую лапу и с протяжным надрывом зевнула здоровенной зубастой пастью:

– Ах, никакого пиетета к моей мимикрии! А ежели я тебя за это съем, добрый молодец? – Дракон шаловливо сверкнул фиолетовым глазом: – Дабы не мешал спокойно водные процедуры принимать.

– А если подавишься, чудище поганое? – молодецки напыжился барон, делая вид, будто вытаскивает из ножен Гиарду.

– Пфе, – небрежно фыркнул Эткин. – С вами поживешь – так всякую гадость есть научишься!

Генрих бурно расхохотался:

– Ну, Эткин, ты, как я погляжу, все такой же неисправимый весельчак и балагур! Не пойдешь ли с нами выручать из беды эльфийскую княжну Лилуиллу?

– Да уж… – Дракон неторопливо поскреб когтем там, где у него, по версии Генриха, должны были находиться уши или что-то подобное, выполняющее эту же функцию. – Опять все в баб упирается – просто обхохочешься. Прав Арбиус оказался: дело у вас щепетильное и важное! Видно, недаром мне эти заподлянские словечки всегда не нравились – феминизм, матриархат… А ты-то, Генрих, влюбился в нее, что ли?

– Да навроде того, – ехидно поддакнул Марвин, высовывая голову из-под куртки. – Чего ты тут сам-то делаешь? Я в случайные встречи и совпадения с детства не верю.

– Ишь ты, недоверчивый какой, – брюзжал Эткин, перебираясь поближе к некроманту и сильфу. – Мне верить надобно, ибо я честный и добрый аж до ужаса…

– Ага, скромняга ты наш, – насмешливо подначил барон. – А я вот не забыл, как ты по доброте душевной славно под стенами Нарроны горгульями подхарчился!

– Тьфу, и не вспоминай эту пакость! – Дракон даже сплюнул от отвращения. – Ничего гадостнее в жизни не пробовал. Да и то там тоже все честно было, комар носа не подточит. Я один, а их три десятка!

– Ой, не верю я что-то в драконью честность! – весело округлил глаза Марвин. – Ты ведь даже у кентавра коня украдешь!

Но, услышав про кентавров, Эткин враз посерьезнел:

– А вот это ты, магикус, в самую точку попал. Рандеву у меня здесь с вами назначено – с подачи твоего папеньки, и идти нам теперь всем вместе в те края предстоит, где эти самые кентавры обитают!

– Папенька, говоришь? – просветлел лицом некромант, – Ну, он-то точно плохого не посоветует!

– А ты поумнел, сынок! – прозвучал спокойный голос, и из расщелины вышел сам магистр Арбиус. – Приветствую тебя! И тебя, повелитель сильфов! – Он отвесил вежливый поклон, адресованный Генриху.

– Отец! – взволнованно пролепетал Марвин, вскакивая со своей импровизированной лежанки.