Лицо для Сумасшедшей принцессы

Я расслабленно лежала на поверхности вязкой, густой и темной субстанции, поддерживающей меня наподобие мягкой подушки. Я многое поняла. Не нужно бояться Тьмы и Пустоты. Они всегда присутствуют не только в мире, но и в душе всякого из нас, являясь прочной подкладкой, зримо оттеняющей светлую, добрую сторону любого явления и каждого существа. Свет не может существовать без Тьмы, ибо, оставаясь в одиночестве, он утрачивает истинный смысл и значение. В пустоте зарождается все живое. Научись правильно распределять темные и светлые стороны своей натуры, толково управляй ими – и ты станешь богом, творцом, демиургом, способным привнести в мир много значимого и хорошего. Мы сами создаем свою судьбу. И отныне я навечно собиралась стать именно тем, кого и разглядела во мне тетушка Чума, – человеком, никогда не идущем на поводу у обстоятельств, предсказаний и случайностей. Отныне я сама творю свою жизнь!

Я подплыла к стене колодца и растерянно ощупала каменную кладку, уходящую далеко ввысь. Чтобы выйти на свободу, мне нужно как-то подняться по этим гоблинами проклятым камням! Но мои пальцы не могли найти ни единого мельчайшего зазора, за который можно было хоть как-то зацепиться. Лишь тонкие, как ниточки, ровные стыки между идеально отполированными блоками. Осененная внезапной догадкой, я выхватила из-за пояса два коротких клинка – дагу Рануэль Алатора и кинжал из отличной эльфийской стали, когда-то подаренный мне отважным Раймоном де Ризо. «Не подведите!» – мысленно взмолилась я, вгоняя остро отточенное лезвие в стык между блоками. Верный кинжал даже не погнулся – по самую рукоятку, надежно утопая среди камней стены. Упираясь окованными железом носками сапог в стену колодца, я тяжестью всего тела повисла на кинжале, взмахнула датой и всадила ее чуть выше первой импровизированной опоры. Подтянулась на одной руке, равномерно перераспределила свой вес, перенося его на второй клинок, думая лишь об одном – только бы они выдержали меня и не сломались, и выдрала кинжал из стены. А потом воткнула его еще выше и медленно, мучительно медленно поползла вверх, к сумрачному свету, освещающему зев Колодца пустоты, покорившегося мне и принявшего меня как свою.

Рывок, балансировка, остановка, короткий отдых. Рывок, балансировка – и все снова. Обдуманно, кропотливо, осторожно, щадя верные клинки. Нурилон неприятно бил по затылку. Руки немели, ноги дрожали, ободранные пальцы и изрезанные ладони кровоточили. Но там, наверху, надеялся, верил и ждал моей помощи любимый мужчина, быть может, именно в эту самую минуту умирающий жестокой, мучительной смертью. Обливаясь потом и кровью, я застонала, безгранично измученная отнюдь не болью плоти, но болью страдающей души. И синхронно, в такт ударам клинков, из моего пересохшего горла выстраданно рванулись слова баллады, звучащие как псалом великой любви, не боящейся никакой преграды:

Как бальзам на рану, как подарок бога,
Как в оазис дивный средь песков дорога
За заслуги в прошлом или вопреки
Тем грехам, что в жизни были не легки.

Средь тоски и боли, суеты и злобы

Мы друг другу руки протянули оба,
Нежностью и лаской хрупкий путь мостили
И любовь, как розу, мы в сердцах взрастили.

И любовь отныне силу нам дает —

Как кагор причастия, вересковый мед.
С терпким вкусом яда, словно сок цикуты,
Мы крадем у счастья краткие минуты.

Кажется, на голос можно обернуться

И дрожащим пальцем к пальцам прикоснуться…
Но коварный ветер много раз на дню
Мне приносит эхом голос твой: «Люблю».

Слышишь меня, эхо? Да за это слово

Я любую цену заплатить готова.
Все, чем мы владеем, эху отдаем,
Мы на все согласны – лишь бы быть вдвоем.

Но смеется эхо: «Встречи вам не дам!

Отнесу лишь вздох твой я к его губам…
Ишь, вы, святотатцы, – за любовь да цену, —
Словно вы не знали, что любовь бесценна!»

И опять меж нами – горя километры,

Мы лицо упрямо подставляем ветру…
Под любви давлением, словно силой молота,
Мы сердца сплавляем в чистый слиток золота.