Лицо для Сумасшедшей принцессы

– Прощай, девушка! – Лис осторожно погладил меня по волосам, словно удивляясь их нежности и шелковистости. – Если ты еще можешь спастись, то сделай это, не задумываясь и не оглядываясь на нас. Что-то мне подсказывает, что твоя жизнь намного важнее наших! Эх… – Орк отвернулся и огромными скачками помчался к каменной стене, отделявшей трибуны от арены. Друзья последовали за ним, издавая громкие устрашающие вопли и на бегу извлекая мечи из ножен. Одним невероятным прыжком Лис запрыгнул наверх стены и врубился в ряды холодных тварей. На трибуне тут же образовался один спутанный клубок, состоящий из смуглых тел орков, серых студенистых туш и сверкающих ледяных лезвий. Я рванулась было на подмогу, но принц успел поймать меня за руку:

– Не торопись, милая. Орки храбры и благородны, но они обречены, а твоя гибель не принесет им никакой пользы. Вспомни последнее напутствие Лиса: мы должны спасти твою жизнь…

– Но как? – изумилась я.

– Подожди, сейчас… – Принц вполголоса зашептал какое-то заклинание. – Я сумел скопить немного сил, зря Ледяной бог так низко оценил мои магические способности. У меня должно получиться…

Я печально повернулась к трибуне, мысленно прощаясь со смелыми бойцами, как вдруг ощутила острый укол в область поясницы и услышала злобный визг, медленно перешедший в предсмертный стон. Я резко метнулась в сторону, проводя рукой по спине и нащупывая несколько капель крови. К моим ногам медленно оседала ведьма Гельда, из груди которой выглядывало лезвие Полумглы, насквозь пронзившее хрупкое тело девушки.

– Вот дрянь! – Принц потянул за рукоять меча, и жертва свалилась на песок, хрипя и закатывая глаза. – Мы совсем про нее забыли – глупо и неосмотрительно. А она пыталась тебя убить: точно в почку метила, гадина!

И правда, в руке Гельды еще оставался зажатым маленький кинжал, смоченный каплей моей крови. Видимо, магия Края Тьмы ослабила защитное действие амулета, подаренного мне Чумой, и некромантка решила свести счеты с ненавистной соперницей. Но мне тут же стало до слез жаль импульсивную, неблагоразумную девушку, хоть принц и убил безоглядно влюбленную в него Гельду ради спасения моей жизни. Я наклонилась к умирающей. Черные глаза судорожно расширились, искаженные ненавистью и предсмертной мукой. Синеющие губы шевельнулись. Я склонилась еще ниже, пытаясь разобрать ее последние слова:

– Проклинаю тебя, принцесса! – тихо, но четко произнесла ведьма. – Рано ты торжествуешь: не видать тебе любви и счастья, он тебе тоже не достанется… – Глаза Гельды закрылись, скребущие песок руки дернулись в последний раз и замерли.

Я выпрямилась, мысленно раз за разом повторяя ее слова и понимая, что уж никогда не смогу забыть этой ужасной сцены. Говорят, что проклятие умирающего сильнее всех сил в мире и всегда сбывается… Страшное предчувствие близкой потери холодной змейкой скользнуло мне в душу, обвиваясь вокруг сердца и беспрестанно жаля болезненными, все повторяющимися и повторяющимися укусами.

– Ульрика! – страдающим голосом позвал принц, отвлекая меня от безрадостных размышлений.

Я посмотрела на любимого и потрясенно вскрикнула. По его бледнокожей упругой спине пошла странная рябь, кожа между лопаток вспучилась, выгибаясь, принимая форму огромного горба. А потом горб треснул, и из сочащегося алой кровью провала показались два черных крыла, все увеличивающихся в размахе. Принц легко всплеснул мощными кожаными перепонками и взлетел над ареной. Его красивое лицо исказилось в злорадной улыбке, губы приподнялись, обнажая острые клыки. Белокурый демон протянул обе руки, крепко обхватил меня за талию, прижал к своей груди, и мы полетели над проклятым городом Гефертом, провожаемые разочарованными воплями детей холода.

ГЛАВА 10

Генрих медленно шел вдоль шеренги выстроившихся будто на парад женщин, пристально вглядываясь в лицо каждой очередной претендентки. Оценивающий взгляд его черных, опушенных густыми ресницами глаз оказывал на заробевших дам почти гипнотизирующее действие, подобное тому, какое испытывает слабовольная птичка в присутствии хладнокровной змеи. Конкурсантки невольно еще выше вздергивали головы, пытаясь натянуть обвисшие вторые подбородки, подбирали пухлые животы и выпрямляли сутулые спины. С чувством внутреннего содрогания барон остановился напротив пожилой поварихи, имевшей жидкие серо-сальные патлы, неопрятно спускающиеся из-под давно не стиранного полотняного чепца, и солидный нос картошкой, украшенный волосатой коричневой бородавкой. «Великая Аола, только бы не эта!» – мысленно взмолился Генрих, с деланной вежливостью вымученно улыбаясь кокетливо шерившейся кариозной прелестнице.