Лицо для Сумасшедшей принцессы

Генрих почувствовал, как у него перехватило горло. Он закашлялся:

– Так это что – замок де Брен, там внизу?

– Был, – расстроено подтвердил дракон, – был совсем недавно! А все она, дрянь, виновата.

Марвин и барон понимающе переглянулись. Очевидно, ненависть Ринецеи дошла до предела, если она осмелилась поднять руку на родных и близких Сумасшедшей принцессы.

– Хотел бы я знать, – неразборчиво процедил Генрих себе под нос, – чем наша неугомонная принцесса на этот раз досадила проклятой демонице?

– Да похоже, допекла она ее капитально. – Убежденно добавил Эткин. – Не уважаю я нечестных боев! Зачем вовлекать в сведение личных счетов всю родню до третьего колена?

– Ох, – слезно всплеснул руками Марвин, – и как мы могли забыть, что в замке оставались уважаемые приемные родители Ульрики, ее названные сестры и братья, и даже графиня Луиза де Ризо, урожденная де Брен? А ведь сам Раймон хвастался направо и налево, рассказывая, будто уехал на войну – оставив молодую жену на сносях!

– Спускаемся, – Эткин так резко ухнул вниз, что друзья чуть не попадали на землю, судорожно цепляясь за скользкую чешую, – нужно проверить, вдруг кто-то из них сумел уцелеть и сейчас нуждается в нашей помощи?

Уже битый час Генрих и некромант бродили по слою жирного пепла, щедро устилавшего некогда богатый двор графского замка. Несколько не заслуживающих внимания обломков, видимо, служивших частью изысканного украшения одного из залов, вот и все, что составили их единственную, скромную добычу. Эткин попробовал расспросить кого-нибудь из выживших погорельцев, но те, итак выглядевшие совершенно очумевшими – с воплями шарахались в сторону при первых же репликах говорящего чудовища. Между тем, начинало смеркаться. Закутанные в оборванные тряпки фигуры неожиданно начали проявлять непонятное беспокойство, вскоре переросшее в дружное и проворное отступление в направлении ближайшего лесочка. Дракон проводил беглецов растерянным взором:

– Чего это они? Неужели считают, что безопаснее ночевать с волками, чем на этом месте?

Марвин пожал плечами. Генрих, тоже совершенно ничего не понимающий, уже намеревался искренне поддержать жест друга, как вдруг одна из досок, прикрывающих спуск в подвал, скрипуче приподнялась, и из-под нее появилось еще две персоны, столь же грязные и обтрепанные, как и все прочие выжившие обитатели замка. Первым из укрытия неловко вылез толстый, хромой мужчина, кривой на правый глаз. Он с натугой согнулся и протянул в провал перепачканную свежей землей ладонь, собираясь помочь выбраться наружу пожилой, полной женщине, но некромант с торжествующим криком схватил старика за шиворот:

– Ага, попался!

Одноглазый перепугано взвизгнули и зайцем забился в сильных, молодых руках. Генрих склонился к сырой, вонючей дыре, и почтительно извлек из ее глубины круглолицую, симпатичную толстушку:

– Не бойтесь мадам! Мы не причиним вам вреда. Простите моего несдержанного друга, его переполняют эмоции.

Увидев перед собой людей, неприкрыто проявляющих сочувствие, толстушка залилась слезами облегчения и повисла на шее у барона, ошеломив его сбивчивой, торопливой речью:

– Похоже, Пресветлые боги вняли нашим молитвам и послали нам двух отважных рыцарей, способных справиться с одержимой госпожой!

Де Грей осторожно разнял вцепившиеся в него женские руки, подвел незнакомку к большому камню, усадил и только после этого спросил спокойным, ласковым голосом:

– Досточтимая сударыня, прошу вас – успокойтесь, соберитесь с силами и внятно поведайте нам обо всем произошедшем в замке.

Женщина согласно кивнула, открыла рот, но вместо подробного рассказа опять жалобно заскулила и залилась горючими слезами. Жалостливый Эткин, глядя на столь необъятное горе, и сам созвучно захлюпал носом. Но на помощь несостоявшейся рассказчице вовремя пришел одноглазый толстяк:

– Уж не знаю, знакомы ли ваши милости с хозяевами нашего замка, но поскольку выглядите вы как люди благородные и родовитые, то смею вас заверить – в замке де Брен проживали дворяне, не уступающие вам ни богатством, ни знатностью.

– Я имел честь многократно слышать о воинских заслугах графа и красоте госпожи графини Антуанетты, – учтиво поклонился барон.

Старик польщено затряс жалкими остатками седых волос:

– Мои господа не только состояли в близкой дружбе с королевским домом Нарроны, но и даже вырастили саму ее светлость принцессу Ульрику де Мор. А после того, как ее младший брат Ульрих нашелся, моих хозяев в наших краях начали почитать не в пример пуще. Я то, Гийом Одноглазый, сам завсегда состоял при его светлости графе, а жена моя, Мариза, самолично вынянчила и вырастила нашу милую девочку, которую теперь иначе как спасительницей королевства и не называют!

Поняв, что сидящая перед ним чумазая оборванка и есть преданная нянюшка его строптивой возлюбленной, Генрих низко нагнулся и благодарно поцеловал красную, потрескавшуюся, покрытую ожогами руку пожилой женщины. Мариза всхлипнула и по-матерински нежно погладила черноволосую голову сильфа.