Лицо на картине

- Вижу большого любителя детективной литературы!

- Не иронизируй, - нахмурилась Наташа. - Что я такого сказала?

- Ничего, - вздохнул Беркович. - Дождей, ты знаешь, давно не было, на асфальте никаких следов. А в мастерской отпечатки пальцев только самого художника. На пистолете и на ручке двери.

- Значит, пистолет был в руке у Бен-Ама?

- удивилась Наташа.

- Именно. Кстати, репортер «Новостей» сделал из этого вывод, что художник покончил с собой. Выстрелил себе в глаз, видишь ли.

- Почему нет?

- Во-первых, машина. Ее свидетели не выдумали. Во-вторых, пулевой канал. Бен-Ам не мог сам сделать такой выстрел. Кто-то старался вывернуть художнику руку, в которой тот держал пистолет, и последовал выстрел.

- Грабитель успел что-нибудь взять?

- Нет. Видимо, Бен-Ам спал чутко и спустился в мастерскую буквально через несколько минут после того, как туда влез грабитель.

- А как он влез-то?

- В мастерской два окна, выходящих на море. Вечер выдался жаркий, художник, видимо, любовался пейзажем, а потом пошел спать, оставив окна открытыми.

- Неосторожно…

- У него в мастерской сигнализация, чаще всего он тщательно проверял, заперты ли окна и двери. Но бывало, и, по словам соседей, не так уж редко, забывал обо всем на свете. Однажды уехал на неделю в Париж, а входную дверь оставил открытой настежь. Вспомнил в самолете и звонил из Орли, чтобы соседи нашли в салоне ключ и заперли дверь. В общем, художественная натура. А вчера вечером не запер окно в мастерской.

- Значит, вор его неплохо знал, - заметила Наташа.

- Конечно, - согласился Беркович.

- Оперативники весь вчерашний день работали по связям и знакомым Бен-Ама. Даже нашли четырех подозрительных лиц: один раньше сидел, другой - наркоман, третий давно враждует с художником, и как-то подрался с ним на вернисаже, четвертого сам Бен-Ам терпеть не мог и грозил измордовать при удобном случае… Но ведь это не повод для подозрений?

- У кого-то из них может быть машина марки «шевроле»…

- Или «сузуки». Бордовая или зеленая. Нет, Наташа, ни у кого таких машин нет, что ровно ничего не доказывает, потому что на самом деле свидетели могли ошибиться, и машина была, скажем, темно-серым «фиатом».

Беркович вздохнул и допил уже остывший кофе.

Через час он вошел в мастерскую художника. Эксперт Хан сидел на корточках перед подоконником и пытался отыскать хоть какие-то следы, оставленные грабителем.

- Вчера два часа возился, - пожаловался он, - и теперь вот… Ничего. Убийца был, скорее всего, в мягкой обуви. Босоножки или что-то в этом роде. В них сейчас половина Израиля ходит.

- Неужели в драке он не поцарапался, не порвал на себе рубашку, не оставил какой-нибудь нитки на майке художника?

- Оставил, конечно! Не только нитку, но целый лоскут от рукава. Ну и что? Если ты мне предъявишь порванную рубашку, я тебе скажу, от нее ли лоскут. А без этой улики что я могу сказать? Только то, что на убийце была совершенно стандартная рубашка, которую можно купить в любом магазине.

- Можно хотя бы сделать вывод, что убийца - не миллионер.

- Миллионеры чужих квартир не грабят. И к тому же миллионер, отправляясь на дело, мог надеть рубашку за сорок шекелей, чтобы замести следы.

- Железная логика, - мрачно сказал Беркович и обвел взглядом висевшие на стенах картины. По его мнению, бульшая часть работ представляла собой жуткую мазню: лица людей были перекошенными, серыми или, наоборот, красными, как у индейцев. Несколько картин, впрочем, художник написал в другой манере - назвать это реализмом у Берковича язык не повернулся бы, но все-таки люди здесь выглядели более живыми и узнаваемыми. Женщина, разглядывающая украшения в витрине магазина, - усталое лицо, бедная одежда, у нее наверняка нет денег, чтобы купить кулон или кольцо, но ей хочется… На соседней картине - сцена в кафе: похоже, что двое мужчин выясняют отношения. На третьей - она висела ближе к двери - Бен-Ам изобразил, как один мужчина душит другого.

Беркович сделал шаг назад и едва не опрокинул мольберт, пришлось наклониться и поднять упавшую на пол кисть. Старший инспектор повертел кисть в руке, пытаясь определить место, откуда она упала. На табурете рядом с мольбертом стояла баночка с растворителем, из нее торчали три кисти, но та, которую поднял Беркович, была сухой.

Старший инспектор положил кисть поверх красок и обернулся к эксперту, соскабливавшему что-то с подоконника.

- Рон, - сказал Беркович, - ты разбираешься в живописи?

- Ровно настолько, насколько это нужно для дела, - отозвался эксперт. - Если тебе нужна консультация специалиста…

- Достаточно твоего мнения. Посмотри на эту картину. Можешь ли ты сказать, работал ли над ней художник, и если да, то когда?

- Раз он ее писал, то, ясное дело, работал, - резонно сказал Хан, но все же подошел к картине, изображавшей процесс удушения, и принялся внимательно всматриваться в лица мужчин. Минуту спустя он потер пальцем какую-то шероховатость на подбородке мужчины, душившего соперника.