Лицо отмщения

Анджело продолжал вглядываться в горизонт, когда вдруг спиной почувствовал слабое движение воздуха, обозначавшее приближение зверя, а может, человека. Он моментально повернулся, по ходу дела соображая, улыбнуться ли любезно или немедля выхватить меч. Всякий на корабле знал, что к капитану нельзя подходить со спины, предварительно не окликнув его. Не знали об этом лишь двое. И оба эти простака шли на борту «Шершня» из самой Кесарии и были похожи на тех высокомерных глупцов, которых принято именовать людьми чести.

По сути, капитана смущало лишь одно: чего вдруг рыцарю-крестоносцу и его спутнику, то ли оруженосцу, то ли уж и вовсе менестрелю, отправляться из столь желанной Святой земли невесть куда, в Тавриду? Но в своей жизни он повидал много всякого чудного, сейчас ему хорошо платили, и если уж благородному шевалье пришло в голову за свои монеты полюбоваться землями диких скифов, отчего ж он, Анджело Майорано, должен ему в этом препятствовать.

Губы капитана сложились в улыбку добродушную, почти радостную.

— Из вас бы вышел хороший моряк, господин рыцарь. Сегодня несколько штормит, однако у вас нет и намека на морскую болезнь. Мне доводилось видеть, как ваших собратьев выворачивало за борт при куда меньшей волне.

Рыцарь молча ответил улыбкой на улыбку и чуть склонил голову, благодаря за лестный отзыв.

— Ну что же ты, — звучало в этот момент в его голове, — расскажи ему, какие англичане мореходы, и шо у вестфольдингов так и вообще в желудке противовес, специальный проутивоукакочный… ну, в смысле, противоукачечный! А то мне на такой волне на его ухмыляющуюся рожу смотреть противно. Слушай, шо за бодягу они мешают в свое вино? Это же умом никуда не выносимо! Блин, еще и алхимию толком не изобрели, а уже шо-то намешали…

— Лис, ну что ты шумишь? — недовольно отозвался «господин рыцарь» на канале закрытой связи, не размыкая уст.

— Я же тихо шумлю! И при этом во весь голос выражаю мнение широкой общественности в моем лице! — не унимался его оруженосец и телохранитель. — И вообще, если Институт потерял голову, почему искать ее должны именно мы? Было б шо-нибудь серьезное, ну, например, мир спасти, или, как у вас там в Англии водится, пазл из Артурова завещания собрать — это еще куда ни шло. Или куда не шли. А тут — посылать тучу народа искать какую-то голову профессора Доуэля, которой с невнятного перепоя поклонялись тамплиеры… По-моему, это перебор! Мало ли кто кому поклоняется… — недовольно подытожил оруженосец и неожиданно запел:

Мы поклоняемся мечу
И телевизор выключаем,
Мы поклоняемся мечу,
И черепушку Пикачу
Мы на пиру наполним чаем!..

О, кстати, Вальдар, вот тебе еще одна черепушка!

— Сомневаюсь, что это то, что нам нужно.

— Хорошо, — с деланной тоской вздохнул его собеседник, — махну рукой, открою тайну. Есть у нас голова в тамошних местах. Как раз примерно в эту пору в нашем эпосе значится.

— Ну-ка, ну-ка.

— Но приближаться к ней опасно. Даже тебе не советую.

— Говори, не томи.

— Она лежит во чистом поле и дует в ус. Причем, надо сказать, мощно дует — все поле уже усеяла мертвыми костями.

— Это, что же, ты мне «Руслана и Людмилу», как это у вас говорят, втюхать пытаешься?

— А тебе уже и Пушкин чем-то не угодил? Вы, кажется, с ним в последний раз вполне мирно расстались. Так и не стали стрелять друг в друга.