Лицо отмщения

– Когда б я точил, то уже бы в ход пустил, он у меня завсегда острый. А я бежать хотел. Нашел себе здесь полюбовницу, чтоб у нее по перву делу укрыться, а они меня выследили. А тут еще и турмарх этот.

– С ним-то что? – резко осведомился Великий князь.

– С ним-то ничего, я ж, когда кричал, как раз у него заступничества искал. Да вот в чем беда-то, турмарх этот Никотеи полюбовник. Право сказать, так он ее обожает, что стоит ей на кого глянуть, так он сразу того и убить готов. А севаста, как на грех, в последние дни на него и не взглянет, а меня привечает. Я ей разные истории о далеких землях сказывал, ну и всякое такое. А Гаврасу почудилось, что она его на меня сменяла. Ну, он и взъярился. И меня, и ее жизни лишить хотел.

– Не, ну как, сволочь, излагает, – возмутился Лис на канале закрытой связи, – и хоть бы глазом моргнул! Вот те и «не вывернется»!

– ...Девицу вон как оглушил – чуть жива осталась.

– А она говорит, будто ты ее.

– Так он же из кустов со спины выскочил, меч наголо. Я к дереву отпрянул, а он подружку мою по затылку – хрясь! Она и понять-то ничего не успела.

– А гривна, севасте дареная, в том месте откуда взялась?

– Ума не приложу! Да я так и не видел ее вовсе. Нечто и впрямь там оказалась? Эк оно все заковыристо!

Владимир Мономах кинул на собеседника недовольный взгляд. Тот казался утомленным, но вовсе даже не встревоженным. Будто все, что донимало Мултазим Иблиса в эту минуту – бессонная ночь. Он видел, как багровеет лицо Великого князя при его словах, и чем дальше, тем больше. Увиденное несказанно радовало Анджело Майорано. Теперь он мог достойно расквитаться с обидчиками за пережитое сегодня ночью.

– Если государь пожелает, – опережая возможные расспросы, вновь заговорил капитан «Шершня», – то я кое-какие размышления свои изложу, может, вздор, а может, вам и пригодится.

– Давай говори, – процедил Владимир Мономах.

– Севаста Никотея – девушка, что душой кривить, весьма прельстительная и василевса ромейского племянница. Да только мать-то ее – известная мятежница, и сама Никотея при дворе жила из милости. А за бесплатные милости порою очень дорого платить надобно.

– Толком говори! – оборвал его Мономах.

– Говорю толком, ни слова лишнего. – Мултазим Иблис выставил перед собой ладони, точно огораживаясь от несправедливых упреков. – Константинополю очень нужен мир с Киевом. Для того они севасту вроде бы как в странствие и отправили. Удастся ей сына вашего обаять да на себе женить – быть тому миру и дружбе, не удастся – на то Бюро Варваров фрязинов наняло. Как ни кинь – а все клин выходит. Даже если Никотею в чем и заподозрят – не велика потеря.

Ну, а что севасту, племянницу самого василевса тронуть посмели, так на то Симеон Гаврас с войском имеется. Чуть вы за порог, а он тут как тут. Не удивлюсь, если войско его уж из Херсонеса в ваши земли путь держит. Одно только не учли. Что самого Гавраса страсть так обуяла, что он про долг и отечество – про все забудет.

Мономах хмуро поглядел на умолкнувшего фрязина. Нарисованная им картина была очень похожа на правду, во всяком случае, вполне могла ею быть.

– Увести покуда, – тихо скомандовал он, поднимаясь с места. Владимир Мономах подошел к двери, и ждавшие за нею отроки приветственно распахнули створки перед Великим князем. – За мною не идите, – скомандовал тот свите, – думу буду думать.

Глава 22

Жизнь – замечательная вещь, поэтому я желаю продать ее подороже.

Боб Денар

Фитц-Алан чуть приоткрыл дверь и осторожно заглянул в образовавшуюся щель. В последние дни его господин был сильно не в духе. Он вопреки обыкновению сделался немногословен и мрачен, что было куда страшнее, чем обычно клокочущая в Генрихе Боклерке ярость. Об этом могли бы рассказать все те, чьи выставленные на копьях головы недвусмысленно указывали путь от Лондона в сторону шотландской границы.

Все, кто был лишь заподозрен в сочувствии, не говоря уже о приязни к Стефану Блуаскому, без лишних разговоров становились жутким украшением над воротами встречных городов и замков. Король глядел на провинившихся не мигая, точно пытаясь взглядом прожечь дыру во лбу очередного мятежника. Затем указывал на того пальцем и проводил ладонью вдоль горла. Дальнейших объяснений не требовалось. Стоит ли говорить, что все, кому по долгу и происхождению было положено становиться под знамена короля конно и оружно, спешили выступить навстречу государю, не ожидая призыва и опасаясь навлечь на себя подозрения самым кратчайшим промедлением.

Сегодня у королевского секретаря было чем порадовать сюзерена, и потому, убедившись, что тот молчаливо разглядывает украшающий стену гобелен, он тихо втиснулся в залу и негромко кашлянул, оповещая о своем присутствии.

– Что у тебя, Фитц-Алан? – жестко отрезал король, метнув тяжелый взгляд на вошедшего.

– Только что прибыл барон Фатлмоунт, посланный вами с отрядом на Криксвордскую дорогу.