Лицо отмщения

— Король нынче собирает войско для похода на север, где пытается укрыться это порождение ехидны, и он, несомненно, будет рад принять под свои знамена еще одного доблестного рыцаря.

— А уж как я готов встать под его знамена! — Гринрой хлопнул себя по груди, точно пытаясь убить невидимую муху, севшую на золотое яблоко. — Так и не высказать! Сейчас же прямо и начну под них вступать. Только вот денег на дорогу раздобыть надо. Не подскажешь, часом, где тут ближайшая лавка менялы?

— Здесь, недалеко, — кивнул чиновник. — Вон, видите крышу с летящим гусем на флюгере?

— Конечно, вижу. Хороший гусь. Жареный был бы лучше, но ежели после обеда, то и этот сгодится.

— Вот там найдете и менялу, и ростовщика, а ежели что, то прямо у него в лавке и купить все в дорогу можно. Славный малый, хотя и ломбардец. Мастер Леонардо.

— Запомню это имя.

— Верно говорю, он всегда хорошую цену дает.

— Потороплюсь в этом убедиться воочию, — широко улыбнулся Гринрой.

Портовый надзиратель любезно кивнул ему, как старому знакомому.

— Конечно-конечно, вот только… — Он замялся.

— Что еще?

— Быть может, удовлетворите мое любопытство?..

— Друг мой, любопытство удовлетворить невозможно, но я постараюсь ответить на ваш вопрос.

— Что означает столь диковинная эмблема на вашей тунике?

— Приятель, — придавая лицу возвышенное и в то же время недоуменное выражение, покачал головой Гринрой, — мне странно даже слышать такое! Разве не ведомо вам, что надкушенное яблоко — знак грехопадения наших общих предков, сэра Адама и леди Евы? Я поместил сей знак себе на грудь, чтобы в величии никогда не забывать, как низко можно пасть и… как больно при этом удариться.

— О-о! — почтительно отозвался чиновник.

— То-то же, что «о-о!». Ладно, я поспешу, а то король Генрих небось уже заждался. Нехорошо заставлять государей ждать, поверьте моему опыту, сэр! — Он махнул рукой на прощание и зашагал к маячившему вдали дому, над черепичной крышей которого, следуя за северо-западным ветром, парил ярко-красный гусь.

«Ну, хоть что-то выяснилось, — крутилось в рыцарской голове. — Стало быть, король Генрих намеревается отправиться на север и устроить прочухана тамошним баронам, а заодно и своему шотландскому собрату. Когда у английских королей скверное настроение, они всегда собираются на север воевать с шотландцами».

Он остановился и следовавший за ним в поводу конь удивленно скосил темный глаз на странного хозяина.

«Вот это-то как раз и удивительно. Вот, скажем, я. Украл Матильду и отправился туда, где меня будут искать в первую очередь? Да ни за какие пироги! Конечно, можно предположить, что это все те самые идиотские рыцарские штучки, которыми они так гордятся. — Он осекся. — Которыми мы, благородные воители, так гордимся, черт возьми! Но все равно, если хочешь храбро сражаться, подобно оленю, уперев рога в рога, к чему бежать столь далеко? И к чему ярить старого волка, у которого, насколько мне ведомо, рогов нет, зато он готов живьем слопать всякого, кто становится у него на пути, вместе с золотыми шпорами?

Здесь что-то не так! Если Боклерк собирает армию, то, уж конечно, он не намерен плясать под дудку своего драгоценного племянничка. Он будет драться и скорей откусит собственную руку, чем согласится подписать ею свое отречение! Этого Стефан не может не понимать. Король-то готов сражаться, однако зачем эта драка нужна его племяннику? Блуасцу куда удобней пырнуть дядюшку в спину, чем самому подставлять лоб!

А значит, искать его нужно где угодно, но только не там, куда намерен отправиться король. Знать бы еще, где находится это самое „где угодно“. — Он усмехнулся и невольно хмыкнул. — И что с этим делать дальше».

* * *

Мастер Леонардо улыбался во всю ширь, ибо накрепко усвоил в своей жизни золотое правило успеха: если не знаешь, что делать, или не понимаешь, что происходит, — улыбайся. Когда рыцарь не моргнув глазом предложил в залог прекрасный доспех мавританской работы, он затянул известную всем ростовщикам во всех концах света песню о том, что не сможет найти денег, чтобы дать нужную цену за такой товар. И тут же под шумок назвал сумму втрое ниже той, которую готов был уплатить не раздумывая. На что незнакомец незамедлительно смерил его осуждающим взглядом и с точностью, как будто прочел его мысли, назвал эту самую сумму. Мастер Леонардо всплеснул руками, пожаловался на штормовое море, недород, налоги и тяжелую судьбу иноземца в Британии, и вновь услышал в ответ названную прежде цену. С тем же успехом можно было торговаться с носовой фигурой любого из стоящих у пирса кораблей.

— Быть может, вы правы, — наливая глаза печалью, жалобно вздохнул мастер Леонардо, — но видит Бог, у меня нет таких денег.